Экспедитор

Нас обогнала белая «Приора», тачка – отпад сама по себе. Двери сняты, крышка багажника тоже снята, в багажнике сидит е…нутый отморозок, по пояс голый, в спортивных штанах и резиновых сапогах, трясет пулеметом РПК с банкой. Не целится, просто трясет. Интересно, это он меня впечатлить, что ли, решил? Так я не впечатлительный.

– Предупредительным, что ли, долбануть? – поделился сомнениями пулеметчик. Спарка ПКТ не шутка, раз – и квас.

– Не, – сказал я, – пока обострять не будем.

– Плюс.

Рано или поздно остановиться все равно пришлось бы, так что мы остановились у бывшего придорожного кафе, разросшегося за время Катастрофы во что-то типа замка с блоками. Тут тебе и гостиница, и пожрать, и ремонт, и развлечения, и топлива нальют. Бодяжного, правда, какое и трактор «Беларусь» с трудом переварит. Но в целом – отличное место для непритязательного сельского досуга в стиле «колхозный рэп». Тут, наверное, даже вкусно, если не брать в расчет самогон.

Встали – рядом в основном те же «Приоры» и «Нивы» со снятыми дверьми, но есть и нормальные машины и грузовики. Из динамиков на всю округу бацает музычка.

Владимирский централ, ветер северный,
Этапом из Твери, зла немерено,
Лежит на сердце тяжкий груз.
Владимирский централ, ветер северный,
Когда я банковал, жизнь разменяна,
Но не «очко» обычно губит,
А к одиннадцати туз.

Бессмертная, надо сказать, музычка. А вот мы – ни хрена не бессмертные. К моему глубокому сожалению.

– Так, обедаем двумя заходами, – скомандовал я, – кто остается в машинах, оружие держать при себе, патрон в патронник дослать, с предохранителя снять, на пулеметах дежурить. Начнут воровать – доклад и работа, убивать – просто работайте без доклада. Саня, ты старший, второй сменой пообедаешь.

– Есть.

– На первый-второй рассчитайсь.

Основное здание здесь – это два этажа, кирпич, к нему пристроено еще шесть – гостиница – и рядом еще три. То, что три – вывеска сообщает, что это «Казино Лас-Вегас». Понятное дело…

Вон и машины со снятыми дверями стоят. Их не угоняют – кто угонит, да и куда. Другие сейчас времена.

Мы идем друг за другом, можно сказать – мы банда. То есть автоматы в машинах, но пистолеты под рукой, в случае чего и долбануть можем…

На входе дверь, стальная, и ручка стальная же, из согнутой арматурины сваренная, и ржавая – это уже «Сталкер-стайл» или «Чернобыль». Кстати, с ручкой они косякнули – нельзя делать прочную ручку на стальной двери, иначе ею же эту дверь и выдернут из косяка, зацепив тросом за машину.

Я подербанил ногой в парадное, после чего открылась кормушка и высунулось мурло – такое, что в два дня не обсеришь.

– Кто такой?

– Человек божий, обделан кожей. Пожрать бы мне по-человечески да выпить, если есть. Восемь душ нас, и еще потом восемь зайдет.

– Выпить есть. Только со стволами нельзя.

– Это всем или только нам?

– Всем.

– А если ствол сдам и скажу, что больше нету – шмонать будешь?

Компьютер в голове привратника зависает.

– Открывай давай, а то к соседям поеду…

Лязгает засов.

– Заходьте. По одному только.

Я захожу первым.

– Польты куда, тебе?

– Чего?

– Проехали.

У охранника ружье, помповое, на удивление неплохое – «Моссберг». И дрын – банальная палка, черенок от лопаты.

– Вы тока это. Без глупостей. Хозяин за попорченную мебель три цены взыскивает.

– А за попорченные рожи сколько?

– Ладно, веди…

Проходим. Во всю мощь буцает магнитофон – теперь «Нирвана».

Load up on guns bring your friends
It’s fun to lose and to pretend
She’s over-bored and self-assured
Oh no, I know a dirty word

Hello, hello, hello, how low
Hello, hello, hello, how low
Hello, hello, hello, how low
Hello, hello, hello

With the lights out, it’s less dangerous
Here we are now; entertain us
I feel stupid and contagious
Here we are now; entertain us
A mulatto, an albino, a mosquito, my libido
Yeah, hey…

Смеллс лайк тин спирит. Песни моей молодости…

Двор, магнитофон, подвал, девчонки. Футбольное поле ближайшей школки, куда ходили драться. Жвачка «Турбо». Где все это…

Смех… нам тогда десяти рублей хватало на все, на компашку из нескольких человек. Десяти, вашу мать, рублей.

«Нирвана», группа из небольшого депрессивного городка лесорубов, ставшая легендой девяностых. Под эту песню дрались на стрелках – тогда еще просто дрались, это потом стали убивать.

Курт Кобейн в конце концов купил винтовку и вышиб себе мозги.

А потом вышиб себе мозги и весь мир.

Ладно.