Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная

Когда Эйнштейн в декабре 1933 года покидал Германию, он все еще предполагал, хотя уверен не был, что сможет вернуться. Он написал своему старому другу Морису Соловину, теперь публиковавшему работы Эйнштейна в Париже, чтобы тот отправил оттиски ему “в апреле на адрес в Капутте”. Но, когда они покидали Капутт, Эйнштейн, как будто предчувствуя, сказал Эльзе: “Смотри хорошенько. Больше ты этого никогда не увидишь”. На пароходе “Оукленд”, направлявшемся в Калифорнию, с ними плыло тридцать мест багажа, что было, вероятно, несколько больше, чем требовалось для трехмесячной поездки²⁰.

Неловкость ситуации состояла в том, что, как будто в насмешку, единственным публичным мероприятием, намеченным в Пасадене с участием Эйнштейна, была его речь во славу германо-американской дружбы. Чтобы оплатить пребывание Эйнштейна в Калтехе, президент Милликен получил в виде гранта 7 тысяч долларов от фонда Обрелендера, организации, стремившейся к развитию культурных связей с Германией. Основное требование сводилось к тому, что Эйнштейн должен принять участие в “радиопередаче, которая будет полезна для германо-американских отношений”. По приезде Эйнштейна Милликен заявил, что он “приехал в Соединенные Штаты с целью формирования положительного общественного мнения о германо-американских отношениях”²¹. Такая точка зрения должна была удивить Эйнштейна с его тридцатью местами багажа.

Обычно Милликен предпочитал, чтобы его высокочтимый гость избегал разговоров на темы, не касающиеся науки. Вскоре после приезда Эйнштейна Милликен принудил его отказаться от запланированного выступления перед филиалом Лиги противников войны в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, где тот собирался еще раз выступить с осуждением воинской повинности. В черновике этой никогда не прочитанной речи Эйнштейн написал: “На земле нет такой силы, чей приказ убивать мы согласились бы выполнить”²².

Но до тех пор, пока Эйнштейн демонстрировал скорее прогерманские, а не пацифистские чувства, Милликен был рад предоставить ему возможность говорить о политике, особенно из-за того, что это затрагивало и финансовые вопросы. Таким образом, договорившись о выступлении, которое должно было транслировать NBC, Милликен не только гарантировал получение 7 тысяч долларов от фонда Обрелендера, он еще пригласил богатых доноров на запланированный перед выступлением торжественный ужин в “Атенеуме”.

Эйнштейн был столь соблазнительной приманкой, что за билетами на этот ужин возникла очередь. Среди тех, кто сидел за одним столом с Эйнштейном был Леон Уоттерс, богатый фармацевт из Нью-Йорка. Заметив, что Эйнштейн скучает, он, перегнувшись через сидевшую между ними женщину, протянул ему сигарету, которую тот выкурил в три затяжки. Впоследствии они стали близкими друзьями, и Эйнштейн, приезжая в Нью-Йорк из Принстона, часто останавливался в квартире Уоттерсов на Пятой авеню.

После ужина все отправились в городской концертный зал Пасадены, где несколько тысяч человек, желавших услышать его выступление, ожидали Эйнштейна. Текст, переведенный одним из друзей, Эйнштейн зачитал на ломаном английском.

Пошутив сначала, что трудно в смокинге говорить о чем-то серьезном, он резко раскритиковал людей, использующих слова “перегружено эмоциями”, чтобы ограничивать свободу самовыражения. С тем же умыслом во времена инквизиции использовали слово “еретик”. Затем он привел примеры, как в разных странах употребляются слова, несущие тот же человеконенавистнический подтекст: “слово “коммунист” в сегодняшней Америке, слово “буржуазия” в России или слово “еврей” для реакционной части общества в Германии”. Похоже, не все эти примеры были рассчитаны на то, чтобы доставить удовольствие Милликену или его настроенным прогермански и антикоммунистически спонсорам.

И критика охватившего мир кризиса не могла понравиться пылким сторонникам капитализма. Похоже, говорил Эйнштейн, экономическая депрессия, особенно в Америке, связана главным образом с технологическим прогрессом, что привело “к уменьшению потребности в живой рабочей силе” и поэтому вызвало спад покупательной способности потребителей.

Говоря о Германии, он пытался не быть категоричным и заработать грант для Милликена. Америка, сказал Эйнштейн, должна проявить мудрость и не слишком настойчиво требовать уплаты долгов и репараций, оставшихся после мировой войны. И кроме того, ему в какой-то мере кажется оправданным требование Германией военного паритета.

Однако это не означает, поспешил добавить Эйнштейн, что Германии будет разрешено возобновить призыв на обязательную военную службу. “Всеобщая воинская повинность означает воспитание молодежи в духе войны,”²³ – добавил он. Может, Милликену и удалось добиться от Эйнштейна нужных ему слов о Германии, но ему пришлось за это заплатить и выслушать несколько отрывков из речи о противодействии войне, которую по его же настоянию Эйнштейн отменил.