Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная

Именно поэтому Эйнштейн не отнесся серьезно к письму своего лейденского друга Эренфеста, просившего помочь ему найти работу в Америке. “Должен сказать откровенно, в долгосрочной перспективе я предпочел бы жить в Голландии, а не в Америке, – ответил он. – Не принимая в расчет горстку действительно прекрасных ученых, это скучное и пустое общество, способное вскоре заставить тебя содрогнуться”⁶.

Тем не менее отношение Эйнштейна ко всему происходящему не было таким простым. Он явно наслаждался американской свободой, сильными ощущениями и даже (да!) пожалованным ему звездным статусом. Как и многие другие, он критиковал Америку, хотя она и притягивала его. Ему могли претить проявляемые иногда грубость и меркантильность, но одновременно он чувствовал, как сильно его привлекают свобода и индивидуализм, обратная сторона той же медали.

Вскоре после возвращения в Берлин, где политическая ситуация вызывала все больше опасений, Эйнштейн опять поехал в Оксфорд читать лекции. И опять, особенно по контрасту с Америкой, царившая здесь утонченная церемонность показалась ему гнетущей. На проходивших в комнате для преподавателей и казавшихся ему бессмысленными заседаниях административного совета Крайст-Черч-колледжа, гостем которого он был, Эйнштейн прятал под скатертью блокнот, чтобы можно было делать вычисления.

Он осознавал, что Америка при всем недостатке вкуса и излишнем энтузиазме предлагает свободу, которой в Европе у него может никогда и не быть⁷.

Поэтому Эйнштейн был доволен, когда Флекснер, как и обещал, появился еще раз, чтобы продолжить начатую в “Атенеуме” беседу. С самого начала оба знали, что это не пустые разговоры, а часть стратегии по “вербовке” Эйнштейна. Поэтому Флекснер слегка лицемерил, когда писал, что только когда они прохаживались по аккуратно постриженной лужайке главного двора Крайст-Черч с возвышающейся над воротами башней Тома, его “осенило”: переход в новый институт может заинтересовать Эйнштейна. “Если, подумав, вы придете к выводу, что это открывает перед вами перспективы, представляющие для вас интерес, – сказал Флекснер, – мы будем рады принять вас и согласимся на ваши условия”⁸.

Соглашение, приведшее Эйнштейна в Принстон, было достигнуто через месяц, в июне 1932 года, когда Флекснер посетил Капутт. День был холодный, на Флекснере был плащ, но Эйнштейн был одет по-летнему. Он пошутил, что предпочитает одеваться “по сезону, а не по погоде”. Сидя на веранде столь любимого Эйнштейном нового загородного дома, они проговорили весь день, затем разговор продолжился за обедом. Наконец Эльза проводила Флекснера на одиннадцатичасовый автобус в Берлин.

Флекснер спросил, какие деньги его устроят. Около 3 тысяч долларов, осторожно предложил Эйнштейн. Флекснер выглядел удивленным. “О, – поспешил добавить Эйнштейн, – разве меньшего мне хватит на жизнь?”

Флекснер был сбит с толку. “Давайте об этом мы будем договариваться с миссис Эйнштейн”, – предложил он. В конце концов они сошлись на 10 тысяч долларов в год. Вскоре эта сумма была увеличена, когда Луис Бамбергер, основной спонсор проекта, выяснил, что жалование математика Освальда Веблена, еще одной институтской драгоценности, составляет 15 тысяч в год. Бамбергер настоял, чтобы оклады Веблена и Эйнштейна были одинаковы.

В соглашении был дополнительный пункт. Эйнштейн настоял на том, что его ассистент Вальтер Майер тоже получит работу. За год до того он сообщил берлинскому начальству, что рассматривает предложения работы в Америке, которые обеспечат заработок и Майеру. В Берлине заниматься трудоустройством Майера не хотели. В Калтехе это требование Эйнштейна тоже оставили без внимания. Так в начале поступил и Флекснер, но теперь он пошел на попятный⁹.

Эйнштейн не считал, что его пост в Институте – это штатная должность, но, похоже, Институт должен был стать его основным местом работы. Эльза деликатно намекнула на это в письме Милликену: “В свете новых обстоятельств вы все еще хотите, чтобы муж приехал следующей зимой в Пасадену? – спрашивала она. – Я в этом сомневаюсь”¹⁰.

Как ни удивительно, Милликен этого хотел. Они условились, что Эйнштейн вернется в Пасадену в январе, до того как в Принстоне откроется Институт. Милликен огорчался, что ему не удалось подписать с Эйнштейном долгосрочный контракт. Он понимал, что все закончится тем, что Эйнштейн в лучшем случае будет изредка наезжать в Калтех. Как потом оказалось, поездка в Калифорнию в январе 1933 года, организованная с помощью Эльзы, оказалась последней.