Эйнемида I. Семена раздора.

– Неужели я отказал бы в помощи умирающему, не получив денег? – спокойно спросил он. – Дело не в деньгах. Именем того, кто судит и вознаграждает, совершается лишь то, что угодно Его воле. Он, через меня, помог нескольким страждущим, но я не могу сказать: «Я исцелю его», ибо я не лекарь и не целитель. Человек должен полагаться лишь на свои умения, всё остальное – воля того, кто благословляет и одаряет, а она людскому разуму непостижима.

– Но вдруг ему будет угодно исцелить моего друга? Попытаться-то ты можешь?

– Именно это я и собираюсь сделать.

Палан открыл рану, разорвав хитон, Диоклет тихо застонал.

– Укрепи меня и дай силы для достойного дела, – прошептал хорагет, возложив руки на рану. Кровь залила его тонкие пальцы. Энекл отстранённо подумал, что такие руки скорее подошли бы жрецу или философу, чем дикарю-кочевнику.

В комнате повисло молчание, слышалось лишь тяжёлое дыхание Диоклета. Все, затаив дыхание, смотрели на Палана, замершего над раненым. Так прошло несколько мгновений, и вдруг всех обдало сухим жаром, словно открылась дверь из сырого погреба в сожжёную солнцем пустыню. Энекл от неожиданности отпрянул, послышался чей-то вскрик и громкий стон Диоклета. Ярко полыхнул слепящий белый свет, и Палан бессильно повалился на бок. Там, где только что сочилась кровью зияющая рана, остался только свежий розовый шрам.

Не веря своим глазам, Энекл осторожно ощупал живот и убедился, что рана действительно исчезла. От шрама шёл такой жар, что пришлось отдёрнуть руку.

– Диоклет, как ты? Больно? – спросил он, едва ли не плача от радости.

– Больно, и жжётся сильно, – слабым голосом ответил Диоклет. – Дай воды.

– Лучше вина, – сказал Палан. Ему помогли сесть. Молодая женщина, которую Энекл счёл дочерью хозяина, осторожно поддерживала проповедника за спину. – Он потерял очень много крови, красное вино восстановит её ток. Придётся ему поспать здесь – он слишком слаб, чтобы идти.

– Я побегу к дяде, принесу! – воскликнул Махтеб. – Боги, как обрадуется дядя!

– Не надо, у меня есть – медь остужать, – проворчал Галил и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.

– Спасибо тебе, Палан, –сказал Энекл – И вам спасибо за всё, добрые люди! Я ваш должник!

– И я тоже, – прошептал Диоклет, еле шевеля пересохшими губами. – Чем я могу отблагодарить?.. – он сбился, переводя дыхание.

– Кто творит добро, желая чего-то взамен – недостоин добра, – проповедник держался так, словно не произошло ничего особенного. – Хочешь отблагодарить, лежи спокойно и набирайся сил. Тот, кто судит и вознаграждает может дать помощь, но твоё дело за тебя делать не станет. Если умрёшь от потери крови, все труды пойдут прахом.

– Друзья, – Галил вырос в дверях с кувшином вина и глиняной чашей в руках. – Толкователь Палан утомлён, у нас раненый, да и время позднее. Лучше бы нам сегодня разойтись.

– Так и есть, – кивнул один из гостей, поднимаясь с циновки. – Благодарим за гостеприимство, друг Галил. Великое чудо мы видели сегодня, благословен твой дом.

Прочие согласно закивали, и принялись прощаться, благоговейно поглядывая в сторону исцелённого. На шее у каждого Энекл приметил белый кулон.

– Ты тоже иди, Махтеб, – сказал Энекл юноше, осторожно поившему Диоклета вином. – Порадуй дядю и Феспея, а заодно узнай, всё ли в порядке. Если что, беги сюда. Спасибо тебе за всё, я этого не забуду.

– Пустяки, не мог же я потерять лучших посетителей, – отшутился кахамец, но нос его предательски шмыгнул. – Поправляйся скорее, почтенный Диоклет. Ждём тебя в «Кахамском кувшине» как можно скорее.

– Спасибо и тебе, и дяде, – после вина, голос Диоклета окреп и зазвучал почти как обычно. – Первым же делом к вам, дайте только встать на ноги. Привет Феспею.

– Я не желаю навязываться, Галил, но могу я остаться с ним? – обернулся Энекл к хозяину.

– Жена сейчас принесёт одеяла, спите здесь, тут тепло, хорошо для раненого. Толкователь Палан, если желаешь, я велю постелить в другой комнате.

– Комната большая, поместимся, – проповедник улыбнулся. – Если, конечно, почтенных эйнемов не стеснит моё общество.

– Клянусь Шаром Эйленоса... – Энекл осёкся, но ни Палан, ни Галил недовольства не выказали. – Клянусь, если даже назавтра захочешь переехать в мой дом, и то меня не стеснишь.

– Быть посему, – хлопнул в ладоши Палан. – Тогда будем отдыхать, и да ниспошлёт нам тот, кто дарует радость и осушает слёзы, добрый совет во сне.

***

Гаснущие угли тихо потрескивали в очаге, ровно и глубоко дышал уснувший, наконец, Диоклет, а Энекл, подогнув под себя ноги, сидел на циновке, глядя на затухающий огонь.

– Ты не похож на кочевника, – сказал он. Проповедник сидел рядом, багровые отблески причудливо играли на его скуластом лице.

– А как по-твоему выглядит кочевник? – усмехнулся он. – Тёмный дикарь, пропахший конским потом?

– Ну что-то вроде...