Пришла целая колонна «неформалов» с Арбата – хиппи и панки, ребята в кожаных косухах и с металлическими цепями, брейкдансеры и уличные артисты – командовал ими, кстати, ныне печально известный «Хирург»-Залдостанов, тогда лидер арбатских байкеров и неформалов, в следующей эпохе радикально изменивший свои взгляды на действительность.
Понятное дело, еду, которой питались защитники Белого дома, приносили не только окрестные сердобольные женщины, но и кооператоры.
Однако всплески отчаянного энтузиазма, включая остановленные на Садовом кольце автобусы и троллейбусы, которыми перегородили дорогу танкам, не отменяли весьма печальной общей картины. В Москву ввели несколько бронетанковых и пехотных моторизованных дивизий. Улицы столицы были наводнены бронетехникой. Люди пытались останавливать БМП, БТРы и танки просто руками, иногда даже ложились под гусеницы (сохранились эти рвущие душу кадры хроники) – но это плохо помогало, лишь задерживало движение на несколько минут. Мотопехотные группы блокировали все правительственные здания, включая Белый дом на Краснопресненской набережной (его в первую очередь), все крупные редакции (включая «Огонек» и «Московские новости» – их в первую очередь), все системы коммуникации и связи, включая все радио- и телепередающие станции, телефон и телеграф. Казалось, пути назад, к прежней мирной жизни уже не будет. Однако солдат и техники оказалось такое количество, что вскоре они слились с возбужденной толпой, слились и перемешались.
Если попробовать одним словом обозначить процесс, которым было охвачено общество в эти три исторических дня, – этим словом будет «брожение».
Брожение охватило армию и силовые структуры – совсем не случайно один из военных руководителей путча, генерал Грачев, вел тайные переговоры с Ельциным и не ставил своих коллег в известность об этом. Не случайно генерал Лебедь не арестовал Ельцина и его окружение, хотя имел для этого и полномочия, и ресурсы. Не случайно появился майор Евдокимов, перешедший со своим батальоном на сторону Белого дома. Не случайно «Альфа» не пошла на штурм Белого дома сквозь толпу в ночь с 20 на 21 августа, хотя план штурма уже был утвержден и подписан.
Брожение охватило и региональные советские элиты – не случайно лидеры советских республик, включая балтийские, в те дни спешно прислали в Москву свои телеграммы о поддержке ГКЧП. А затем – тоже в течение нескольких дней, когда путчисты уже были арестованы, – заявили о своей независимости и выходе из состава СССР.
По-разному реагировали и в России. Во многих областных центрах 20-го и 21-го числа шли митинги, демонстрации, пикеты, расклеивались листовки с воззванием Ельцина. В Свердловске на площади 1905 года возле здания горисполкома собралось около ста тысяч человек, они не уходили и ночью, митинг шел непрерывно. Было объявлено, что все городские предприятия останавливают свою работу и присоединяются ко всероссийской политической забастовке. И действительно утром 21-го свердловчане на работу в большинстве своем не вышли. Отряды свердловских «афганцев» требовали выдать им оружие и хотели идти останавливать воинские части, которые начали «передислоцирование».
Власть в Свердловске, по сути, принадлежала демократически избранным советам народных депутатов – городским и областным; на трибуне выступали те из депутатов, кто вовсе не держался за свои кресла и громогласно объявлял ГКЧП «хунтой» (так же как и Гайдар в документе от 19 августа).
То же было и в Питере. И во многих других городах – пусть не так массово, но решительно.
К счастью, все закончилось быстро, и никто из вольнодумцев не сел в тюрьму и не пострадал.
Скорость времени стала другой. Путчисты «проспали» изменения, произошедшие в стране: Крючков, руководитель КГБ, самой мощной спецслужбы в мире, был, например, убежден в том, что вся эта горбачевская «демократизация», новые политические институты, новые люди, пришедшие во власть, бурление «оппозиции» – это всё пена, происки Запада, ничтожные интеллигентские разговоры, не стоящие ни гроша фальшивые страсти, за которыми нет и не может быть народной поддержки. Когда он увидел, сколько людей вышло на улицы, он оцепенел.
Конечно, рассчитывали гэкачеписты и использовать в своих целях застарелый конфликт между Ельциным и Горбачевым. Однако в данном случае оба оказались по одну сторону баррикад.
Горбачев не оказал путчистам поддержки, на что они всё же рассчитывали. Ельцин же стал главным знаменем сопротивления. Его позиция, сформировавшаяся вокруг него народная сила создавали для заговорщиков очень тяжелую среду.
По-настоящему к решительным действиям (включая расстрел огромной толпы защитников Белого дома) заговорщики оказались не способны.
И именно позиция Ельцина в те три дня стала ключевым фактором в принятии Егором Гайдаром важнейших решений, которые определили затем всю его жизнь.