Егор Гайдар

Работая осенью 1988-го в совминовском пансионате «Сосны», в группе, которой было поручено подготовить очередной доклад Рыжкова, Гайдар имел возможность ознакомиться с закрытым вариантом бюджета. То есть даже не с тем, о котором они с Лацисом писали в «Коммунисте», а с честным.

Дефицит бюджета, как и всегда, предполагалось покрывать денежной эмиссией. Просто печатать деньги. На сессии Верховного Совета, которую упоминали Лацис и Гайдар в статье «По карману ли траты?» министр финансов Борис Гостев назвал цифру – 36 миллиардов рублей, однако еще 63 миллиарда были спрятаны в строке «заимствований у Госбанка». Итого – дефицит составлял 99 миллиардов.

Отчаявшись «напугать» руководство страны со страниц прессы, Гайдар и Лацис подготовили записку для Горбачева. В ней они суммировали все возможные объяснения ситуации и предложили набор мер, среди которых было сокращение военных расходов и ограничение централизованных капиталовложений. Предлагалось ликвидировать дотации к ценам на продовольствие с одновременным пересмотром структуры розничных цен (в качестве замены их либерализации, пока это было возможно), отказаться от повышения зарплат и пенсий, если не показаны источники доходов на эти статьи расходов. Они предлагали резать бюджет, сокращать расходы и увеличивать доходы всеми способами, пока не поздно. Пока советские финансы не рухнули окончательно.

Бумагу с приложенными к ней вырезками из статей в «Коммунисте» первому лицу передали через того же Ивана Фролова. К тому времени он уже был помощником Горбачева, а его место в редакции занял Наиль Биккенин.

Михаил Сергеевич обсудил тезисы записки на заседании политбюро 16 февраля 1989 года. Докладывал членам политбюро премьер Николай Рыжков. При этом у Рыжкова почему-то во всем была виновата пресса, и он категорически отказывался даже рассматривать возможное повышение цен: «Это означает социальное напряжение, угрожающее перестройке».

То есть угрожающее руководству партии и страны. Бремя, которое потом предстояло нести Гайдару, Ельцину (или любому будущему руководителю страны и экономики), становилось все тяжелее и тяжелее.

Горбачев на заседании политбюро выступал многословно и пылко. Говорил об отсутствии «настоящего научного анализа».

«Если не включим… противозатратные рычаги, – горячился Михаил Сергеевич, – мы ничего не добьемся». Он еще и еще раз будет возвращаться к научному анализу, «противозатратным механизмам» и даже упомянет чрезмерные расходы на оборону – генеральный секретарь и без пяти минут президент СССР правильно понял смысл записки Гайдара и Лациса: «Не знаю, как другие члены Политбюро, но я считаю, что нужно сохранить капиталовложения… только там, где это работает на товары для народа и на жилье. А все остальное пусть подождет – в том числе многие стройки и заводы (курсив наш. – А. К., Б. М.)».

Горбачев поручил Совмину принять меры по сокращению дефицита бюджета. Но снова не изменилось ровным счетом ничего. Отто Лацис вспоминал: «Был утвержден список второстепенных мероприятий, позволивших наскрести – скорее всего, на бумаге – экономию на сумму 27 миллиардов рублей. Между тем председатель Госплана и член Политбюро Юрий Маслюков опубликовал в “Правде” статью, в которой утверждал, что первоначально утвержденный на 1989 год бюджет предусматривал дефицит на 127 миллиардов рублей. Так получилось, что на этот год было три только официально признанных цифры дефицита: 36 миллиардов, признанных Гостевым, 99 миллиардов, фактически показанные в его докладе… и 127 миллиардов Маслюкова. Реальной суммы дефицита никто не знал, а формальная экономия в 27 миллиардов в лучшем случае возвращала примерно на уровень тех 99 миллиардов, с которыми никак нельзя было примириться, если было желание избежать обвальной инфляции».

И Совмин, и ЦК были словно парализованы перспективой освобождения, хотя бы частичного, цен. Власть боялась реакции народа. Цены повышать нельзя! Денежный навес превращался в огромную волну, которая словно бы всосала в себя исчезающие с прилавков товары, застыла над страной и рано или поздно должна была обрушиться всей своей мощью на экономику.

Словом, в 1988 году «Коммунист», как мы видим, печатал вполне боевые статьи, воевал с консерваторами, пытался образумить советское руководство…

Жизнь была интересная.

Однако помимо всего прочего, у Егора в отделе (да и в целом в журнале) собралась очень неплохая компания. Ничем не хуже, чем во ВНИИСИ. Он получил уникальную возможность собрать коллектив отдела таким образом, как ему самому хотелось.

Пришел Алексей Улюкаев, которого впоследствии в реформаторской среде называли «нашим самым ярким пером» – он действительно хорошо писал, после ухода Гайдара в «Правду» возглавил отдел экономики «Коммуниста», затем сотрудничал с «Московскими новостями».