Егор Гайдар

И дальше – примеры, примеры, примеры из множества отраслей. Тонны, километры, мегаватты, кубометры выкопанного суглинка. Вся гигантомания, которая в итоге зарывается в котлован «нулевого цикла», – метафора отживавшей советской экономики, исполина, мастодонта и динозавра, который мог продлевать существование только самому себе, самого же себя и обманывая.

Гайдар слой за слоем поднимает из геологических глубин образцы грунта этого «нулевого цикла», разглядывает их на свет – и вдруг дает панораму с птичьего полета.

В более поздней статье на английском языке, «Российская реформа», он писал о советской системе: «Это было общество с очень статичной экономической структурой. Например, распределение инвестиций по отраслям народного хозяйства оставалось неизменным из года в год. Если, например, считалось, что на АПК (агропромышленный комплекс. – А. К., Б. М.) следует выделять 25 % капиталовложений, то эта цифра оставалась той же самой и в 1970 или 1975 годах, и в 1980 и 1989 годах. Наиболее удивительный пример такого подхода – инвестиции в крупномасштабные проекты по перераспределению водных ресурсов и мелиорации. Каждый год требовалось затрачивать примерно одинаковые суммы как на ирригацию, так и на гражданское машиностроение, то есть, например, в десять раз больше, чем на средства связи».

И все-таки – это пока была всего лишь «экономическая теория». Тема для статьи, для дискуссии, для разговоров на кухнях. В целом-то жизнь протекала по-прежнему, в тех же формах и в тех же ритмах. Труднее было что-то добыть в магазинах, но все так же уютно падал московский снег, по улицам все так же бодро сновали черные «Волги», телевизор все так же радовал программой «Время». «Добрый вечер! Здравствуйте, товарищи! Сегодня Михаил Сергеевич Горбачев встретился с руководителями правительственных делегаций и секретарями братских партий стран – членов СЭВ» – так начиналась, например, программа «Время» от 14 октября 1987 года. Но сразу после прежнего официоза начинались настоящие новости…

В Москву стали приезжать настоящие западные рок-группы. Например, приехала группа «Скорпионс». Очень ждали в том 1989 году гастролей Майкла Джексона.

Впрочем, гораздо интереснее привозных рок-музыкантов стали свои, отечественные. Их, правда, сначала запрещали, срывали концерты, организаторов концертов пытались исключать из комсомола и даже сажать, но постепенно «Аквариум», «Машина времени», Цой стали практически законодателями мод. Возвращались эмигранты – Юрий Любимов, например, или Василий Аксенов.

Однако всё же чуть ли не главной новацией горбачевской эпохи стали обновление публичного лексикона, появление «свободных трибун», «дискуссионных клубов», наподобие московской «Перестройки» или ленинградской «Альтернативы».

«Экономисты дают концерты», как говорил в те годы ироничный Михаил Жванецкий. И действительно, статьи Николая Шмелева, Геннадия Лисичкина, Василия Селюнина, Юрия Черниченко в «Огоньке», «Новом мире» и других изданиях привели к тому, что на их публичных лекциях, которые всегда заканчивались «ответами на вопросы из зала», собирались сотни, а то и тысячи людей, а билеты на эти выступления было недостать. Этот «новый взгляд» на экономику воспринимался обществом как оглушительная сенсация. Слова «рынок», «инфляция», «бюджетный дефицит», «вымывание товаров» звучали как музыка! Впервые о проблемах пустых прилавков, падения экономического роста, низкой производительности, неэффективности капиталовложений можно было говорить интересно, а главное – открыто. И это стало интересовать огромную аудиторию!

«По вспыхнувшим надеждам, по глубине, откровенности и смелости обсуждения наших проблем последние два года – это время подлинного возрождения нашей общественной мысли, нашего национального самосознания, – писал, например, в нашумевшей статье «Авансы и долги» Николай Шмелев, и не где-нибудь, а в «Новом мире. – XXVII съезд КПСС положил начало революционным переменам в жизни нашего общества. И развернувшаяся в стране прямая, честная дискуссия по наболевшим экономическим проблемам – одно из важнейших проявлений этого процесса».

Ну а как с рублями было у самого Гайдара? Как он жил в это время? Хватало ли ему денег – ведь кормить приходилось практически две семьи?

Петя, первенец Гайдара, сначала учился в английской школе на «Щукинской», жил с мамой. Но у него в школе начались неприятности; он постоянно бунтовал, иногда уходил с уроков, а мама была в ординатуре: дежурства, плотный график – ну и было решено, что Петя будет жить попеременно то у мамы Иры, то на «Кировской» с отцом, то у бабушки с дедушкой.

Если Петя жил у папы, то вместе со сводным братом Ваней обязательно дожидался отца с работы. Заранее готовили вопросы, чтобы проверить энциклопедическую память отца – войны, оружие, история древних веков, космос, экономика, деньги, устройство мира – всё, что угодно. Отец, как вспоминает Петя, хотя и уставал после работы, никогда не отказывал – садился и начинал отвечать, «а память-то у него была феноменальная».