Егор Гайдар

У Егора, повторяем, был особый вариант – ему было необходимо вырваться не просто из-под опеки: родители, умные люди, никогда на него не давили, умели найти аргументы, умели найти к нему подход. Ему было необходимо вырваться еще и из-под ярчайшей харизмы своего отца, из-под ауры его великого обаяния. Тимур Гайдар – хотя из сегодняшнего дня это не кажется столь очевидным – был по-настоящему знаменит в той Москве. У него всегда была своя, особая слава. У него был свой круг ярчайших, великих друзей, и сам он был на их уровне – великий, яркий человек. Он был блестящим мужчиной, способным дать любой совет, решить любую проблему…

Но, пожалуй, это и было тяжело. Или как минимум совсем непросто.

Родители Иры Мишиной снимали дачу в Дунине, так же как и бабушка Егора Лия Лазаревна Соломянская, редактор киностудии «Союзмультфильм», первая жена Аркадия Гайдара.

Пожалуй, именно рассказанный бабушкой вариант судьбы Аркадия Петровича (или как сейчас говорят, «нарратив») стал для семьи основополагающим. То есть решающим для всех поколений Гайдаров.

Именно ей были адресованы все жгучие вопросы, которые в разное время, безусловно, задавали и сын Тимур, и внук Егор: а как Аркадий Гайдар относился к Сталину? а что он думал о пакте Молотова – Риббентропа? а что бы он делал сейчас, не погибни на войне? а правда ли то, что на гражданской участвовал в расказачивании и подавлении крестьянских восстаний? и так далее, и так далее.

Не на все вопросы Лия Лазаревна могла ответить. На многие вопросы (в том числе и касавшиеся отцовской родословной) Тимур начал искать ответы сам, когда задумал писать свою книгу об отце. Но основной посыл ее ответов и сейчас нам очевиден – Аркадий Гайдар был невероятно искренним человеком. Он был человеком порыва, поступка, жеста, он был настоящим художником – легким и бесшабашным в жизни, принципиальным и твердым в творчестве и убеждениях. Он был человеком своего времени, который отчаянно, до боли в сердце верил в мировую революцию. Такой ответ Лии Лазаревны – пережившей два года сталинских лагерей – был, конечно, самым убедительным семейным свидетельством. Это был ответ живого человека, он перевешивал любые, и советские, и антисоветские, аллюзии на тему Аркадия Гайдара, возникшие уже в позднейшие времена.

Все в семье говорят о Лие Лазаревне как о человеке с «непростым характером»: она могла и прикрикнуть, и настоять на своем в любой ситуации, ее покорно слушался и вспыльчивый Тимур, и упрямый Егор, ей с почтением внимали и все женщины этой семьи. А куда было деваться? Лия Лазаревна могла зажечь огонь полемики!

«Когда мы приезжали на дачу, – вспоминает Ариадна Павловна, – и, к примеру говоря, Тимур обещал вкрутить, наконец, лампочку – поскольку Лия Лазаревна не хотела сама лезть на стул, и вообще превращала это в воспитательный момент, мол, некому в доме лампочку вкрутить, – и вот он приезжал, стелил газетку, вставал на стул, и тут же она начинала его воспитывать: да нет, Тимур, ты все неправильно делаешь! И тут же сгоняла его со стула и вставала сама…»

Приезжая в поселок Дунино из Москвы, Белграда или Гаваны, Егор погружался в праздничную, благодушную атмосферу подмосковного лета. Были поселки «академические», «научные», были «дипломатические», были «творческие» (писатели, киношники), но везде, и в Болшеве, и в Суханове, и в Переделкине, жгли большие костры, ставили детские спектакли, устраивали общие дни рождения, пели песни, хохотали до упада, переодевались в простыни и мамины платья, рыбачили, играли в домино, тайком от взрослых пили портвейн и сухие грузинские вина, провожали друг друга до калитки.

Здесь они и подружились с Ириной. Сначала дружили – а после выпускных экзаменов отношения изменились.

Ира поступила во второй мед. Той осенью 1973-го они встречались практически каждый день. Он провожал ее домой. Она жила с родителями далеко, в Бутове. Домой он возвращался очень поздно, в час или в два ночи. Или оставался ночевать у родителей Иры.

Как ни старался успокоить жену Тимур Аркадьевич, Ариадна Павловна начала сильно волноваться.

Да, эти ежедневные прогулки по ночной Москве могли кончиться плохо! Москва в ту пору была городом, где улица к прохожим была порой довольно беспощадна в ночное время. Она волновалась за сына.

Таким образом не только у самого Егора, но и у его родителей созрела простая идея – а давайте вы все-таки поженитесь! Идея была принята на ура.

Свадьба была такая – несколько человек друзей. Свидетели – Маша Стругацкая (ставшая второй женой Егора почти через десять лет) и институтский друг Егора Виктор Походун. Выпили шампанского и пешком пошли в загс на Фестивальной улице.

Затем вернулись домой и начались танцы под пластинки. Ни о каком ресторане, ни о какой «свадьбе по-взрослому» речь изначально даже не шла. Была веселая, легкая, счастливая атмосфера. Такой эта свадьба и запомнилась.