Егор Гайдар

Своим указом Ельцин запретил Фронт национального спасения как единую организацию. И Конституционный суд это решение подтвердил – хоть в этом пошли ему навстречу. Но сами-то эти «партии» никуда не делись. Тогда их, конечно, воспринимали как клоунов. Несерьезно относились.

Гайдар же думал иначе. «Реваншизм» воспринимал как вполне серьезную угрозу.

Что помогло ему, кстати, понять опасность реваншизма? Гайдар, который был по своему складу ума убежденным антисоветчиком и в экономике, и в политике (и тут Проханов, безусловно, прав), – оставался все-таки человеком, воспитанным в советской культуре. По своему образованию, воспитанию, по традициям своей семьи он был советским гуманистом. Ему весь этот цирк с имперскими знаменами, фашистскими символами, ряжеными казаками, «имперской» формой боевых отрядов, портретами Сталина – весь этот густо замешенный на ненависти компот – был глубоко неприятен. Да, он понимал, что все это тоже – следствие демократии, распада на мелкие частицы былой монолитной идеологии, следствие турбулентности и вихревого движения этих самых частиц – но он, в силу своих убеждений, отказывал этим людям, которые спокойно переносили, скажем, в своих рядах антисемитскую риторику, в праве на политическое существование. Да, в этом смысле он, безусловно, оставался советским человеком.

В 1992 году юристы запрещенной КПСС (Коммунистической партии Советского Союза) оспорили в Конституционном суде указ Ельцина о приостановлении деятельности партии на территории России и изъятии в пользу государства всех материальных ценностей, ей принадлежавших. Указ президент подписал сразу после окончания путча, 23 августа 1991 года.

Это был трудный мучительный судебный процесс, занявший едва ли не год.

Интересы президентской стороны в суде, среди прочих, представляли юристы Сергей Шахрай (народный депутат РСФСР), Михаил Федотов, Андрей Макаров. Солидную адвокатскую команду собрали и коммунисты. Стенограммы заседаний Конституционного суда заняли в итоге шесть увесистых томов мелким шрифтом. (Замечательный исторический документ, еще ждущий своих исследований и комментаторов.) Некоторые заседания суда транслировались по телевидению.

Ельцин очень многого ждал от этого процесса, внимательно следил за его ходом. Поначалу ему казалось, что победа в Конституционном суде станет важным символическим шагом. Едва ли не новым Нюрнбергом. Что общество, наконец, получит искомый обвинительный приговор о том, что коммунистический режим – прежде всего преступный режим, а значит, и говорить о его возрождении – незаконно и бессмысленно.

Однако логика суда пошла совсем в ином направлении.

Председатель Конституционного суда Валерий Зорькин с самого начала процесса резко отсекал любые аргументы президентской стороны, нацеленные на обвинения коммунизма в репрессиях, в человеческих жертвах, обвинения в адрес коммунистической власти в целом. Не раз и не два он останавливал адвокатов президентской стороны и говорил им о том, что к сути процесса количество жертв ГУЛАГа не относится. И ему удалось свернуть процесс в нужное ему русло. Адвокаты президента занялись поиском доказательств того, что КПСС не была политической партией в строгом смысле этого слова, а была лишь частью государства, маховиком государственной машины. А значит, указ президента от 23 августа 1991 года был «в какой-то мере» юридически обоснован. Тем не менее никакого запрета на политическую деятельность бывших коммунистов Конституционный суд не признал. Просто отказавшись рассматривать этот вопрос.

Валерий Зорькин уверенно вел процесс не к обвинительному, а к мирному заключению, к «ничьей». С его точки зрения, видимо, такой результат сохранял в обществе «гражданский мир».

Адвокаты президента были растеряны – при таком подходе бесполезны были всех их доказательства преступлений коммунистического режима. К тому же сразу стало понятно, что таким процессом общество не заинтересуется – людей гораздо больше волновали последствия экономической реформы, полемика на съезде, атаки съезда на Ельцина. И действительно, Конституционный суд – вряд ли подходящее место для политического процесса, «коммунистического Нюрнберга». Но только такой процесс и мог бы взволновать людей.

Телетрансляции процесса над компартией вскоре ушли глубоко в ночь. А потом и вовсе прекратились.

Растерянность царила и в стане близких Ельцину демократических лидеров. Не было никакого единства в вопросе о том, что же может стать альтернативой вялому и беззубому процессу в Конституционном суде (хотя, если говорить исторически, с позиций сегодняшнего дня, это был единственный суд над коммунизмом в современной России).

Галина Старовойтова пришла к Ельцину с проектом законопроекта о люстрации.

Мы спросили Анатолия Чубайса:

– Анатолий Борисович, а вы своими глазами видели этот закон?

– Да, конечно, – уверенно ответил он. – Проект ходил по рукам, его многие читали.

Какие же категории граждан подпадали, по версии разработчиков закона, под эту категорию?

«Категории лиц, подлежащих люстрации.