Егор Гайдар

Его личное участие в политике до этого момента – почти всегда кабинеты. Рабочий кабинет в институте, кабинеты на Старой площади, где заседало правительство, кремлевские кабинеты, а до событий 1991 года – различные ведомственные кабинеты, где заседали комиссии по экономическим реформам. Комнаты в госдачах и пансионатах, где готовились правительственные документы – «Сосны», «Волынское-2». Наиболее важный такой «кабинет» – 15-я дача в «Архангельском».

Там он был в разной роли – советник, руководитель, ученый, эксперт, разработчик программ, вице-премьер, но в этой роли – человека, идущего в толпе вместе с другими и тем самым непосредственно участвующего в политике, он впервые. Да еще вместе с отцом.

Это новый опыт и новое чувство.

Ожидая появления Ельцина на Васильевском спуске, Гайдар думает, разумеется, и о другом – с какой фантастической скоростью идет историческое время. Еще совсем недавно, в 1988–1989 годах, когда начинались первые митинги – он считал себя «горбачевцем», сторонником именно эволюционного, постепенного, медленного пути развития. Однако сегодня, когда и «горбачевцы», и «новые демократы» оказались в одной лодке, его отношение резко поменялось.

Эволюция? Да нет, революция. И еще какая.

Но раз есть революция (и именно в этих терминах нужно описывать процесс), будет и контрреволюция. «Радикалов» будут стремиться уничтожить их антиподы. То есть – другие радикалы, с обратным знаком.

«Глава российских коммунистов и так называемых народно-патриотических сил Г. Зюганов в те годы не уставал повторять, что “нынешняя Российская Федерация – это еще не вполне Россия, а обрубок с кровоточащими разорванными связями”. Еще определеннее высказывался на эту тему В. Жириновский: “Россия – это страна в границах как минимум СССР либо Российской империи”», – фиксировал позже политолог Эмиль Паин.

Неправильная, усеченная, обрубленная, не существующая страна.

Новые политические лидеры призывали людей не жить в трудном «сегодня», а стремиться в сияющее «завтра» (так и стала называться вскоре газета Александра Проханова). Это был довольно интересный поворот сюжета – война за будущее путем радикальной отмены сегодняшнего дня. Ведь в этом «сегодняшнем дне», по мнению Проханова, Анпилова, Лимонова, Зюганова и многих, многих других – все нелегитимно, все незаконно. А значит, всё не существует. Не существует этой экономики – она «преступна». Не существует этой власти – она «предательская». Не существует этих законов – они «антинародны». Не нужно во всем этом жить. Участвовать. Нужно смотреть только вперед. Или все же назад?

Гайдар, за неимением лучшего, называл это явление «реваншизмом», и это было довольно точно, ведь именно на философии реванша строились подобные парадигмы и в Германии 1930-х годов, и в России 1990-х у «непримиримой оппозиции». И для того чтобы утвердить эту «философию реванша», в ход шли самые удивительные вещи – мистика, религиозные откровения, теории всемирного заговора против России, любые конспирологические версии, оккультные науки, словом, все, что помогало отрицанию текущего момента. В абсолют возводился только мир воображаемый, где Россия будет доминирующей страной, вооруженной новейшим оружием, диктующей свои условия всем остальным странам и определяющей ход мирового развития благодаря своей верности «традициям предков». Если говорить в терминах современной философии – это был настоящий политический постмодернизм, причем его тогда, к сожалению, мало кто воспринимал всерьез.

Гайдар прекрасно чувствовал, как быстро растет влияние этой новой «третьей силы» – не левой и не правой, а сочетающей в себе худшие черты и того и другого.

В марте 1993-го, стоя на Васильевском спуске, Гайдар ясно понимает – именно площадь будет решать судьбу реформ, судьбу дела всей его жизни. И только люди на площади способны эту новую «третью силу» остановить.

Интересно посмотреть, из чего складывалась эта новая сила, из каких фрагментов и деталей.

Удивительную трансформацию в этой философии прошел Сталин, как фигура, объединившая эту «третью силу». Сурово осужденный как преступник – осужденный высшим органом власти в СССР, то есть партийным съездом: и в 1956-м (на ХХ съезде), и в 1961-м (на ХХII съезде, когда его вынесли из мавзолея), и в Отчетном докладе Горбачева на Октябрьском пленуме ЦК КПСС 1987 года (том самом, на котором Ельцин критиковал Горбачева) – Иосиф Сталин, само имя которого уже 30 лет как почти не упоминалось в широкой печати или в официальных партийных документах, вдруг стал иконой этой новой политической силы. И его портреты взметнулись над толпой.