Но у этого вполне добротного, по крайней мере, интуитивно понятного пути в будущее была одна очень неприятная особенность – туда смогли пойти далеко не все наши граждане. Многие отстали на годы, может быть, на десятилетия. А может быть – навсегда. Тем-то и отличались «план Гайдара» и «план Явлинского» по проведению экономических реформ – Явлинский предлагал идти в капитализм всем вместе. Всем народом. Построившись в колонны и взявшись за руки.
Это звучит парадоксально, но если вчитаться в этот его план по «продаже средств производства», приватизации мелких предприятий, всех этих «автобусов, грузовиков и авторемонтных мастерских», становится понятно, что он мыслил этот путь именно как общий, коллективный. Даже, скорее, общинный. Все вместе встали и пошли. Все вместе купили грузовик. Прочитали объявление в газете – и начали скидываться… Хочешь не хочешь, все идут, и я иду.
Социал-демократический, народный капитализм.
С точки зрения социальной психологии, с точки зрения политики, массового сознания, с точки зрения таких вещей, как доверие и чувство защищенности, – это, безусловно, было бы предпочтительнее. По крайней мере мягче.
Гайдаровский план предполагал резкое разделение – на активных и не активных, на деловых и не деловых, на предприимчивых и не предприимчивых. Тех, кто хочет успеть, и тех, кто готов опоздать.
И вот вторых этот план в расчет не брал. Они оставались в тени.
Ну а потом… потом-то они вышли из тени.
На первый план в политике быстро выдвинулись те самые «широкие народные массы» и их реакции, про которые Гайдар говорил: «последствия реформ будут болезненными». И – «мы пошли на самый обостряющий и рискованный сценарий».
Но они – эти последствия реформ – были для этих масс не просто болезненными. Они были оглушительно тяжелыми, порой катастрофическими.
«Типичная картина начала 1990-х, – пишет историк Рудольф Пихоя. – Рабочие получали зарплату изделиями своего предприятия – посудой, лампочками. Это было плохо – надо было идти и продавать самому или отдавать посредникам. Еще хуже было тем рабочим, продукция которых на рынок не могла поступить».
Однако «лампочки, посуда» – это далеко еще не все заводы и фабрики. Ведь были еще и военные предприятия.
«Изменение политического статуса России в мире, отказ от концепции “холодной войны” привели к резкому сокращению государственных закупок вооружения. Это, в свою очередь, ударило по всей длинной цепи оборонного комплекса – от университетских кафедр и лабораторий, академических и специализированных научно-исследовательских институтов до заводов, металлургических и горнодобывающих комплексов и испытательных полигонов. Последствия этого – значительное снижение, а во многих случаях – прекращение государственного финансирования, сокращение рабочих мест, свертывание и даже ликвидация ряда производств…Спаслись только те предприятия, которые вышли на мировой рынок вооружений».
«В машиностроении тяжелейший кризис пережили прежде всего высокотехнологичные отрасли…» – продолжает разбор Р. Пихоя. Погибшие, или «уснувшие» на долгие годы, советские заводы оплакивали тогда многие. Но, может быть, одно из лучших погребальных песнопений принадлежит перу писателя Александра Проханова:
«…Он (Гайдар. –
Вторит Проханову и известный в советское время диссидент, немало пострадавший от КГБ, Рой Медведев. Вот что он пишет в своей монографии «Борис Ельцин» о реформах Гайдара:
«В июле – сентябре (1992 года. –