Ну, голода нет как такового. А что делать в жизни? Я молодой мужик еще, сил полно, в походы ходил, но за походы не платят. И за работу не платят ничего. И как-то в один момент стало видно, что все куда-то разошлись, все поувольнялись из института за месяц, наверное. Кто-то остался, но уже не ходил. Я вообще перестал соображать, чего-куда. И со всех сторон вижу примеры того, как люди стали по-другому устраиваться. Кто-то пошел торговать-продавать, кто-то чего-то, все при деньгах, все довольны. А у меня прямо был протест против этого: меня зачем государство учило, деньги тратило?»
Так начинается книга «Музей 90-х», вышедшая в 2016 году. С монолога человека, потерявшего в 90-е свою прежнюю биографию.
История Евгения Петровича, как мы увидим, на этом не закончилась, неожиданно и ему жизнь подкинула заработок. Заработок верный, хороший. Однако Евгений Петрович эту возможность для себя не принял.
Кстати, как и многие тогда, у кого был хоть какой-то выбор.
Начнем с простого – ну да, цены отпустили 2 января 1992 года, но исчезли ли сразу очереди и появились ли в магазинах товары? Почему в ход пошли банки с дачи – это было средство выживания в отсутствие товаров или в отсутствие денег? Или того и другого сразу?
Рассказывает Борис Немцов (интервью 2014 года). В то время он был губернатором Нижегородской области:
«Когда я стал губернатором, Ельцин сдержал слово (приехать в область. –
Приехал в Нижний как раз посмотреть, справляюсь ли я со своими обязанностями, или не справляюсь. У него была тогда стандартная партийная система проверки. Первое, что мы с ним сделали, мы заехали в гастроном на площади Горького… Мы приехали, и Ельцин сказал: “Остановите кортеж, я пошел в гастроном”. Он сам выбирал магазин, чтобы не было ничего подстроено, он тоже не любил, когда потемкинские деревни показывали. Мы с ним на площади Горького зашли в гастроном, а дело-то было тяжелое, потому что с начала января отпустили цены, началась либерализация цен, и цены выросли в 80 раз, я не шучу. Например, мы зашли, как сейчас помню: масло “Вологодское” было в магазине, оно стоило 380 рублей за килограмм. А до этого по талонам, его не было, естественно, но формальная цена масла была 4 рубля или 5 рублей, копейки по сравнению с этой ценой. И Ельцин не мог понять, как так цены выросли?
Мы подошли к прилавку: бабушки злые, пенсионеры злые, продавцы в шоке от того, что происходит. Потому что пенсия была равна килограмму масла или килограмму колбасы. Какой-то кошмар. И мы с ним подошли, и вдруг Ельцин меня спрашивает: а кто такие цены установил? Ну, поскольку я человек был молодой и достаточно прямой, я говорю: вы, Борис Николаевич, это вы сделали. Он говорит: я? 380 рэ за килограмм масла? Вы что с ума сошли, вы что, против президента? Я говорю, Борис Николаевич, вы подписали указ о свободном ценообразовании, если вы помните, конечно, об этом. В итоге свободное ценообразование привело к таким ценам. Он говорит: нет. Я категорически против, цены надо снизить. В этот момент директор магазина каким-то волшебным образом поснимал цены с прилавка, бабушки вдруг обрадовались, что сейчас цены упадут. Пришел Ельцин: цены должны упасть. Действительно, конечно, упали на день или на два, но рынок есть рынок, куда же деваться. После этого Ельцин мне говорит: а кто директор молокоторга? Я работаю месяц и 10 дней, директора молокоторга я, естественно, не знаю. Я говорю, я не знаю. Он: узнайте, кто директор молокоторга. Ну, выяснили фамилию директора молокоторга: Докукин. Фамилия подлинная. Снимайте Докукина с работы. Я говорю, мы сейчас с вами проведем время, потом решим с Докукиным все вопросы. Кстати, к слову сказать, этот Докукин оказался директором акционерного общества, снять его было нельзя. Но тогда он узнал, что если я его не сниму, у меня будут проблемы. Я ему тогда говорю: Докукин, знаешь что… А я его первый раз вижу, он нормальный мужик, сразу видно, но цены не он поднимал, он просто поставками занимался молочных продуктов. Я говорю: Докукин, давай так, пиши заявление по собственному желанию, я с твоим заявлением напишу, что я тебя снял. Так вот Ельцин, когда сел в самолет, с борта самолета, а лететь час из Нижнего Новгорода до Москвы, мне позвонил: “Вы Докукина сняли?” Я говорю: снял. Пришлите, пожалуйста, мне по факсу ваше распоряжение о снятии Докукина. Он вцепился в Докукина, не понимая до конца, что Докукин очень слабо влиял на ценообразование».
…Каждый, кто застал 1992 год в зрелом, сознательном возрасте, конечно, помнит это ощущение – земли, уходящей из-под ног.
Она уходила ежедневно, буквально крутилась под ногами, вызывая ощущение головокружения и постоянной тошноты. Никто не понимал, что будет дальше – завтра, послезавтра. Никто не понимал, как теперь жить.