…Дело не только в зерне. Исчезли поставки других жизненно важных продуктов. Тому свидетельством – «водочные» и «табачные» бунты, которые состоялись в Ленинграде, Свердловске, Москве и других городах, когда народ сносил милицейские оцепления, останавливал движение общественного транспорта, разбирал строительные леса на арматуру и требовал любым путем доставить в большие города недостающий товар.
Словом, Гайдар считал, что времени
Так считал и Ельцин. Исходил он из вполне понятной ему категории, которую нельзя было свести ни к цифрам, ни к расчетам на душу населения, ни к другим показателям.
Главным «показателем» для Ельцина была не очень уловимая, не рассчитываемая даже социологически (хотя постсоветская социология уже делала первые шаги), не материальная и не математическая категория, при этом понятная любому партийному работнику – «настроение людей». Настроение тех самых людей, которые запасались яичным порошком из гуманитарной помощи, спиртом «Рояль» в отсутствие водки, добытыми в боях десятком килограммов круп, мешком картошки на зиму и прочим. Настроение тех, кто, в отличие от помощника президента СССР Анатолия Черняева, – не по просьбе своей знакомой и не на служебной машине с шофером, а своими ногами каждый день шел в булочную за хлебом. Настроение тех людей, которые за годы перестройки устали от бесконечных правильных слов, лозунгов и обещаний – при том что очереди становились всё длиннее, а содержимое их продуктовых сумок – всё более эфемерным.
Именно это настроение людей и было той категорией, на которую, главным образом, опирался Ельцин, принимая программу «неотложных мер» Гайдара.
Он знал, что дольше медлить нельзя. Иначе – снесут любую власть. Любой порядок. Любое государство.
Впрочем, и у Гайдара была своя «трудноуловимая категория», которая подспудно влияла на все его рациональные решения, – собственные дети.
В 1990-м, как мы уже писали, у них с Машей родился сын Павлик. Довольно часто в их семье жили (с перерывом на дедушек и бабушек) дети от предыдущих браков – у Егора сын Петя, у Маши сын Ваня.
В 1991 году с Павликом случилась беда, он сильно заболел.
«Прежде чем отправиться в Архангельское, где меня ждала моя команда – будущие министры и их заместители, – заскочил домой. Маша была встревожена, у сына высокая температура, он тяжело дышит, почти задыхается, велено поставить банки, а медсестры нет. Первое, что мне довелось совершить, став министром и вице-премьером, – это поставить банки своему годовалому сыну».
Егору сразу вспомнился случай с Петей, старшим сыном, которого несколько лет назад пришлось отпаивать из пипетки по совету врача. Тогда он отпаивал сына целую ночь. Сейчас потратил на банки часа два.
У всех молодых реформаторов были маленькие дети. Молодые ребята – всем им было немногим за тридцать. Пеленки, кроватки, манежи (передавая друг другу кроватку, члены команд Гайдара и Явлинского, как мы помним, обсуждали, кто освободит цены, а кто проведет макростабилизацию). Детские кухни. Тогда они были спасением – и в Москве, и в других городах: по справке от врача каждый день можно было получить в маленьких пакетиках прекрасный творожок, кефир и детское молоко. В магазинах в свободной продаже уже молока не было.
Вспоминают очевидцы:
«Сын родился в марте 1990 года. Нам выписали с пяти-шести месяцев молочную кухню. Кефир, молоко, творог, мясной бульон, фарш (в стеклянных бутылочках и баночках) до года по справке из детской больницы. Педиатр выписывала рецепт, мы его оплачивали, недорого, кстати. С одного месяца до пяти покупали по справке из детской поликлиники на месяц детское питание в жестяных банках – Нутрилон. С года нам давали справку, по которой мы могли купить в магазине “Доброе утро” один литр молока ежедневно в отдельной очереди».
«В 91-м я развозил благотворительное французское питание по молочным кухням, значит, проблемы были. Помню, попросил сидевших в очереди папаш помочь с разгрузкой. Все меланхолично отвернулись к окну. Я с тех пор думаю, что такие папаши в очереди за благотворительностью – ублюдки еще те».
Советская система детского питания, детского здравоохранения продолжала держаться все 90-е – из последних сил, благодаря гуманитарной помощи, благодаря мужеству врачей и медсестер. Однако невооруженным глазом было видно: еще немного, и швы расползутся, система начнет рушиться. Как во всем этом растить своих детей?
…У Гайдара была еще одна, своя, глубоко личная ниточка в этой общей теме. Первая жена Ира вышла замуж за художника Смирнова, его позвали работать в Боливию, он уехал; вместе с Ирой в далекую жаркую страну отправилась и дочь Гайдара Маша. Туда же собрался уезжать и Петя. Егор не знал, вернутся они или нет. Не знали об этом и бабушка с дедушкой – Ариадна Павловна и Тимур Аркадьевич.