Эгоистка

«Что же делать?» Из памяти разом улетучились все слышанные когда-то на курсах правила борьбы с пожаром. В глаза бросился закреплённый на стене большой топливный бачок, из которого к двигателям поступало горючее. Как раз под ним и полыхало в квадратном баке пламя. И Леночка содрогнулась: как только языки пламени достигнут этого бачка, будет взрыв… «Накрыть! Накрыть!» — заметалась она вдоль шеренги мощных дизелей и, схватив попавший ей под руку резиновый коврик, бросилась к потрескивающему пламени, набросила на него коврик, привалившись грудью и коленками, стала прижимать его к краям бака, из которого рвались жгучие языки пламени.

«Края… Края… Воздух не пускать…» — твердила себе Леночка, плотнее припадая к коврику. Густой, едкий дым забивал горло, нос, и что-то противное, мутное, тяжелое зашевелилось в груди. Перед глазами поплыли радужные круги… «Воздух не пускать», — почти засыпая, повторяла Леночка, но острая боль в боку и в руке заставила её отпрянуть от бака. Прожжённая резина, корчась в ядовитом весёлом пламени, свалилась с бака, и оттуда ещё выше ахнула жёлто-красная шапка огня. Откуда-то сбоку вдруг выскочил Валерка и, оттолкнув ногой чадящую резину, нашвырнул на бак кошму.

— Прижимай! — крикнул он и опять исчез в дыму, подхватив багром горящий коврик.

Леночка опять кинулась к баку и, обжигая колени о его горячие стенки, стала зажимать кошмой языки пламени. Вот эти языки становятся всё уже, уже, тоньше, и, наконец, последний жадный красноватый язычок, проскочив по краю кошмы, исчез, а Леночка, как оцепенелая, прилипла к баку, и ей всё казалось, что из него продолжает рваться наружу страшный, багровый, обжигающий зверь. Что-то комком стало в горле, мутная тошнотная пелена наплывала на сознание. «Как бы не угореть», — вяло подумала Леночка.

Будто сквозь сон она смотрела, как, ловко орудуя лопатой, Валерка закидал песком остатки пламени, как набежавшие откуда-то люди открыли окна и заглушили продолжавший ритмично греметь дежурный дизель. Когда в наступившей тишине её под руку выводили из помещения, Леночка ещё раз оглянулась на бак, с которого скинули дымящуюся кошму, и, не увидев огня, подумала, что так оно и должно быть.

Глотнув чистого, как родниковая вода, лесного воздуха, она остановилась около угла здания и долго, жмурясь, смотрела на группки людей, бегущих по дороге и лесными тропинками от жилого посёлка к стройплощадке. Почувствовав слабость, она села на кучу щебня, тут же, возле электростанции, и стала безучастно наблюдать за увеличивающейся толпой.

А люди всё подбегали и подбегали. Они шумели, что-то кричали, пробовали протолкнуться вперёд и заглянуть в окна, потом окружили подошедшую санитарную машину и, мешая друг другу, стали усаживать в неё обожжённого, пришедшего в себя дизелиста. Леночка смотрела, и ей нисколько не было обидно, что никто на неё не обращает внимания, что в «санитарке» отправили одного только дизелиста.

— Чёртов сын! — сипло ругался у дверей электростанции усатый низкорослый крепыш в вышитой косоворотке. — Вчера дизтопливо недоброкачественное привезли. Я наказал, чтобы поганый отстой из топливного бачка слил, бачок и фильтры промыл. А он? Отстой в бак слил и курить вздумал, а?! Чуть всё не сжёг, чёртов сын!

«Кто это? — старалась Леночка вспомнить усатого. — Кто же это? А… Старший дизелист с электростанции. Тот, с которого зимой тулуп…» Леночке стало совсем плохо, её начало тошнить.

Когда она пришла в себя и огляделась, напротив неё сидел на корточках усатый, а за ним стояла примолкшая, многолюдная толпа. Под уважительными, сочувственными взглядами молчаливых людей Леночка смутилась, отёрла в уголках глаз слезинки и попробовала улыбнуться.

— Ну что, девушка, легче? — ласково просипел усатый и протянул ей алюминиевую кружку с водой. — Выпей от угару-то. Может, поможет.

Леночка отпила глоток.

— Не больно? Не шибко обожглась?

— Нет, — вздохнула Леночка и, оглядев толпу, увидела оттёртого назад, к стене здания, Валерку. Он смотрел на неё несмело, изумлённо, будто впервые увидев, какая она есть, и виновато помаргивал большими ясными глазами. В его взгляде Леночка уловила это новое, незнакомое ей выражение и от этого почему-то испуганно замерла. «Что это он? — подумала она. — Глядит как-то… Как на чужую…» Боясь, как бы кто не заметил, куда она смотрит, Леночка опустила глаза и посмотрела на прожжённое во многих местах и грязное платье, на обляпанные горелой резиной туфли, на обожжённую, красную, некрасивую кожу рук. Посмотрела, потом потрогала больно саднящие ожоги и вдруг заплакала. Заплакала не от боли, не оттого, что так стало жалко и платье, и туфли…

— Вот-те чёрт, — растерялся усатый.

Толпа разноголосо загудела.

Откуда-то сбоку к Леночке поднырнула Надежда.

— Брось нюни, Ленка. Слышь, — затормошила она её. — Ну что ты… Такое дело сделали! — И, вглядевшись в грустное Леночкино лицо, растерялась: — Ну что ты… а? Из-за чего?

И Леночка поняла, о чём спрашивает Надежда. Подняв на неё мокрые глаза, ответила взглядом: «Нет. Ничего он мне не сказал». И заплакала ещё горше.