Эгоистка

— Ну, не плачь, Ленка. Слышь? Не реви, говорю. Я тебе своё платье отдам. То, с васильками… — попробовала говорить как обычно, с кривинкой, но вместо этого жалостливо заморгала Надежда. — Слышь, не реви, а то я сама заплачу. — И она вправду заплакала, стыдливо отворачиваясь от людей, приоткрыв рот и по-детски растягивая уголки губ.

Толпа заволновалась сильнее. Все глядели на Леночку.

— Больно девке…

— Да помогите вы девчонке, аптечка-то есть!

— Вот чёрт, — запрыгал на месте усатый. — И «санитарку» отправили…

Леночка дула на обожжённые руки, смотрела на безнадёжно испорченные платье и туфли и плакала. Ей было жалко их. Больно горели руки, но всё же плакала она не от этого. Ей было обидно за несбывшееся предчувствие счастья, за напрасную радость ожидания и ещё за что-то такое, что казалось безвозвратно потерянным, как это платье, эти туфли и это радостное золотисто-голубое утро, которое уже не повторится, так как Валерка теперь никогда не скажет то, что он хотел сказать…

Где-то рядом остановилась автомашина, и сквозь толпу к куче щебня протиснулся низенький седой человек в синей парусиновой куртке. Узнав его, люди расступились. Он подошёл к Леночке и наклонился над ней.

— Эта, что ли?

— Эта. Маленькая.

— Девчонка станцию спасла, а у них лекарства в аптечке от рук нету! — зашумели в толпе. — И «санитарку» отправили!

Леночка подняла заплаканные глаза и увидела перед собой начальника строительства. Старик снял очки и, пригладив сухонькой рукой её волосы, щуря неожиданно добрые, близорукие глаза, тихо спросил:

— Больно, беленькая, да?

И оттого, что этот самый главный в тайге человек, герой труда, лауреат, казавшийся ей всегда педантичным и недоступным сухарём, заговорил с ней такими добрыми и участливыми словами, Леночке захотелось плакать ещё больше. Она хотела сказать, что ей не больно, но откуда-то сбоку Ирка сердито крикнула:

— Больно. Ясно, больно! Девчонка единственное доброе платье сожгла!

— Кто это сказал? — сердито выпрямился старик. — Кому там платьем белый свет закрыло? Ну?

Ирка испуганно нырнула за чужие спины.

— Королевой тайги оденем. Понятно?

Вокруг одобрительно загалдели.

— А где тут другой? — всё ещё сердито вздёргивая лохматыми бровями, спросил начальник.

По людскому скопищу прошло движение, послышались добродушные смешки, и дюжие руки без особой почтительности вытолкнули вперёд взопревшего, лохматого, закопчённого Валерку.

Старик подавил улыбку и без удивления сказал:

— А… а… Сучков.

— Ага, — неловко затоптался Валерка.

— Ожоги есть?

— Вроде нету. — Валерка растопырил широченные ладони, и все увидели вздувшиеся на запястьях большие волдыри.

Валерка удивился им больше всех.

— Машину пропустите сюда! — скомандовал начальник и снова наклонился к Леночке.

— Ну, красавица, плакать не надо. Не геройское это дело!

Леночка согласно кивнула головой и попыталась улыбнуться, но при виде взлохмаченного Валерки слёзы потекли ещё обильнее. «Ну, брось… Постыдись… — уговаривала она себя. — Все об общественном, а ты всё о своём… Какая ты всё же эгоистка!» Улыбки не получилось, и думать о спасённых дизелях вовсе не хотелось.

Толпа расступилась, и к куче щебня подкатила новенькая коричневая управленческая машина.

— Отвезите в больницу, чтобы обмыли, перевязали… и всё как положено! — наказал начальник шофёру. — Я позвоню. Понятно?

Шофёр весело откозырял и ловко распахнул заднюю дверцу.

— Погорельцы, прошу!

Валерка откачнулся в сторону, чтобы пропустить Леночку раньше себя, но шофёр уже распахнул и переднюю дверцу.

— Дама… Виноват! Королева тайги — на переднее сидение!

Валерка растерянно замялся, но вдруг, когда Леночка пошла мимо, неожиданно взял её за локоть и решительно пробасил:

— Не пойдёт такое дело… На заднем лучше. Дама эта… королева… Или как там… Со мной сядет! — И потянул Леночку за собой на заднее сидение.

Леночка растерянно села рядом, а по толпе пробежал одобрительный, добродушный смешок.

— Ну, не плакать, белянка! До свадьбы всё заживёт, — улыбнулся начальник строительства.

— Я не плачу, — слабо улыбнулась Леночка, чувствуя, как испаряются с ресниц и щёк непрошенные слёзы.

На электростанции снова запустили двигатель. Из двери выскочил усач в косоворотке и, помахав над головой горящей электрической лампой-переноской, заплясал на пороге.

— Пор-ря-до-чек! Пор-ря-до-чек! — выкрикивал он.

Толпа разом отхлынула от машины к зданию.

— Видишь? Светит! Значит, порядок… Значит, работать будем! — качнул седой головой старик и почему-то стал протирать очки.

— Да, — сказала Леночка, хотя думала совсем о другом.

Она почувствовала, как придвинулся сзади к ней Валерка и как он осторожно и ласково погладил её локоть. Когда машина тронулась, Леночка в последний раз оглянулась на радостно толпящихся вокруг электростанции строителей и вздохнула: «А я всё о своём… Нет, я вправду эгоистка». — И замерла, почувствовав на шее горячее дыхание Валерки.

Сердце Леночки учащённо заколотилось от вновь прихлынувшего вдруг предчувствия счастья, и, откинувшись на крутое, сильное Валеркино плечо, она поняла, что обязательно услышит сейчас одно из самых важных слов в своей жизни.