Эгоист (СИ)

Поразительно, снова он шел на обыкновенную прогулку, только испытывал при этом такое воодушевление, как будто шел на собственную коронацию. И всё это только благодаря тому, что рядом с ним шла Шарлотта.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, на самом деле волнуясь за нее.

— Хорошо.

Украдкой взглянув на нее, Уильям с облегчением заметил, как здоровый румянец возвращается к ней.

— Я же говорил, что прогулка поможет.

Она вдруг поразила его, повернула голову к нему и… улыбнулась. Так нежно и осторожно, что он едва не споткнулся. Господи, Уильям был потрясен, потому что никогда бы не подумал, что она может улыбнуться ему просто потому, что хотела этого. Оттого и была ее улыбка такой завораживающей и бесконечно особенной. Он никогда не видел ничего прекраснее. И никогда у него не кружилась голова просто от того, что он пытался сделать приятное женщине. Не в постели.

— Да, кажется, ты был прав.

Да, кажется, мир сошел с ума, раз она соглашается с ним, но это было потрясающе. Снова на него нахлынуло то, что он всегда испытывал в присутствии Шарлотты: будто море ему было по колено, а все горы легко преодолеваемы. И что он не один во всем мире. Удивительные ощущения.

— Я рад, что тебе стало лучше.

Она продолжала смотреть на него, тревожа душу.

— Почему ты заговорил о бритвенных принадлежностях? — вдруг спросила она, нахмурившись. — Я думала…

— Что я заведу тебя в магазин для лент или перчаток или шалей или что вы там любите покупать?

Шарлотта вдруг округлила глаза и спустила взгляд на его… бакенбарды.

— Боже, неужели вчера я спросила о них?

Уильям почувствовал, как что-то стиснуло ему грудь. Сжав ей руку, он поборол потребность так же сжать ее в своих объятиях.

— Может, я куплю измеритель, чтобы соблюдать определенный угол, — произнес он с лукавой улыбкой. — Какой кстати должен быть этот угол? Шестьдесят, семьдесят градусов?

Шарлотта смотрела на него в каком-то ласковом ужасе, а потом… просто рассмеялась. Уильям застыл, не в состоянии сделать и шаг. Потому что не думал, что может заставить ее смеяться, потому что никогда не слышал ее дивного смеха, от которого завибрировало у него в груди, а желание прижать ее к себе стало просто нестерпимым.

— Ты просто невыносим, ты знаешь об этом? — ласково произнесла она, немного успокоившись.

Уильям смотрел ей в глаза и думал о том, что хочет быть невыносимым только для нее.

— Это плохо? — прошептал он, начиная задыхаться.

Она вдруг стало серьезной и покачала головой.

— Нет, конечно нет. — На этот раз она зашагала первой и повела его за собой. — Кто научил тебя бриться? Наверное, камердинер?

Уильям вдруг обнаружил, что вся веселость и радость покинули его, а на их место воцарилось нечто тяжелое и вековое.

— Нет, — едва слышно ответил он.

Шарлотта удивленно посмотрела на него.

— Нет?

Он не заметил, как сжал зубы.

— Мой отец.

На этот раз Шарлотта нахмурилась, обнаружив, как он не только бледнеет, но и напрягается так, что она могла поклясться, что держит не его руку, а тяжелый камень. Несколько раз он упоминал отца в их разговорах и всегда в неприятном или яростном контексте. Особенно в ту ночь, когда его ранили. И теперь, увидев в нем эту перемену, ей… стало тревожно и неспокойно за него. Потому что она никогда бы не подумала, что есть что-то, что причиняло ему… боль. Настоящую и глубокую душевную боль.

— Ты не был дружен со своим отцом?

Уильям мог поклясться, что ни за что бы не заговорил об отце. Да и о чем говорить? Нечего было говорить. Он не хотел портить прогулку. Очередную прогулку, которую хотел сделать идеальной для нее. Но на него продолжала давить давняя боль, которую заметила Шарлотта. Потому что он почувствовал, как она сжала его руку. Будто в попытке поддержать и подбодрить его. И это тронуло его до глубины души. Он никому не говорил об отце, это было просто немыслимо, но сейчас Уильям внезапно испытал просто отчаянную потребность высказаться. Шарлотте. Потому что именно она могла бы понять его. Потому что Шарлотта была единственной женщиной, которую не смогли бы напугать его мысли.

Единственная женщина, которой он мог доверить такое.

— Мы были с ним очень дружны.

Когда он заговорил, Шарлотта испытала настоящее облегчение, потому что боялась, что он так и не ответит. Благодарная ему за это, за то, что он нашел в себе силы впустить ее в свою душу, она снова сжала его руку. Еще и потому, что отчаянно хотела знать то, что было частью его. То, чего она никогда не знала.

То, что могло помочь ей лучше понять его. Его глубокую, человеческую сторону.

— Всегда, когда бы я не видела его в прошлом, — осторожно заметила она, — мне никогда не оставляло чувство, что он любит своих детей. И очень гордится тобой.

Да, она могла видеть их, видеть его отца, потому что давно дружила с Лидией. Это почему-то сделал разговор более… терпимым. Только…

— Только… он не всегда гордился мной.

— В каком смысле?

Уильям снова напрягся, почувствовав, как холодная испарина выступает на лбу.

— Перед тем, как отправиться в Европу, я… я с ним поссорился.