— Ты уверена?
Шарлотта еще ниже опустила голову, мечтая спрятаться от этого, от всего мира.
— Да, мама.
Харриет вздохнула и покачала головой.
— Сегодня…
— Сегодня я никуда не хочу выходить, — оборвала ее Шарлотта тонким, почти несчастным голосом. — Можно, я останусь дома?
— Хорошо. Отдыхай.
Дверь спальни закрылась. Шарлотта вздрогнула и с трудом сдержала слезы. Господи, кажется она была близка к тому, чтобы столкнуться лицом к лицу с неотвратимой катастрофой.
Шарлотта бродила по дому, не задерживаясь ни в одной конкретной комнате. У нее было такое ощущение, словно она потерялась. Головная боль прошла, когда Нэнси принесла ей странную настойку, пахнущую яйцом, а на вкус углем. Удивительно, ей стало немного лучше, но это нисколько не избавило ее от той тяжести, которая снова давила на грудь, переворачивая сердце, потому что… Потому что, то, что Шарлотта сдерживала последние семь лет, уже вырывалось наружу, и она не имела никакой возможности предотвратить это. Еще немного, и она станет жертвой такой катастрофы, которая камня на камень не оставит от ее жизни.
Боже, что она делает? Ей следовало немедленно взять себя в руки и… дать ответ лорду Хамфри. И… это всё решит. Но стоило подумать о том, как она свяжет жизнь с этим красивым, достойным человеком, который был искренен и почтителен к ней, как Шарлотте… хотелось умереть.
Мать забрала Прюденс, Сьюзан и Джонатана и поехала навестить Пенелопу, поэтому Шарлотта была дома одна. Тишина, царившая вокруг, должна была помочь унять тревоги, но становилось еще хуже. Шарлотта была уверена, что если даже убежит на край света, ничего уже ей не поможет, потому что… если она еще раз увидит Уильяма, она просто… Не сможет больше справиться с собой.
Если прежде она пыталась хоть как-то понять его, теперь она не могла понять даже себя. Ведь стоило ему оказаться рядом с ней, как она… как вчера, льнула к нему, тянулась к нему, не могла перестать хотеть дотрагиваться до него. А он позволял ей, позволял то, что связало ее с ним с еще большей силой. Она пыталась увидеть в нем беспечного повесу, который последние семь лет думал только о собственных развлечениях, но… в последнее время он вел себя совершенно нелогично. И если быть честной, он старался быть дружелюбным, когда на первой прогулке пытался узнать, что ей нравится, он пытался быть радушным, когда они сидели на ужине в доме его матери. И вчера… он позаботился о ней, хотя мог оставить и уйти, ведь повесам не нужны такие хлопоты, разве нет?
Господи, чем больше она думала, тем страшнее ей становилось!
В дверь Зеленого салона, где пребывала Шарлотта, забившись в углу под окном, отворилась и вошел хмурый Хопкинс.
— Мисс Шарлотта, к вам посетитель.
О нет. Не может это быть лорд Хамфри. Он ведь обещал, что не будет торопить ее. Она и не была готова дать ему ответ. Может, позже…
Тяжело дыша, Шарлотта взглянула на дворецкого.
— Это… Надеюсь, это не лорд Хамфри?
Хопкинс едва заметно покачал высоко поднятой головой.
— Нет, мисс…
— Тогда, кто бы это ни был, отошлите. Я не принимаю сегодня.
Шарлотта резко отвернулась, боясь даже представить, кто мог прийти к ней. Она не принимала. Кто бы это ни был…
Когда Хопкинс ушел, она испытала такое облегчение, что едва не расплакалась.
Боже, кажется, она совершенно определенно разваливается на части!
И это было ужасно.
— Я знал, что так и будет, — донесся до нее до боли знакомый голос.
Голос, который она слышала во сне и наяву последние семь лет. Голос, который не просто обожала.
Голос, который пробрал ее насквозь так сильно, что Шарлотта действительно едва не расплакалась, ощутив жгучую тоску, которая ни на миг не отпускала ее последние три дня.
Медленно повернув голову, она увидела Уильяма, стоявшего на пороге гостиной. Скрестив руки на широкой груди и опираясь плечом о косяк двери, он чуть склонил голову набок, от чего его спутанные, мягкие волосы закрывали его лоб до самых бровей, делая его взгляд острым и пронзительным, и внимательно следил за ней. В темно-бордовом бархатном сюртуке, белоснежных длинных панталонах, утонувших в высоких черных сапогах, как всегда в белом жилете и с идеально подвязанным шейным платком, чисто выбритый и расслабленный, залитый дневными лучами солнца, он выглядел так потрясающе и так до боли знакомо, что Шарлотта снова испытала потребность разрыдаться. Потому что ей было больно смотреть на него. Потому что ее захлестнуло то, над чем она уже была не властна.
— Уильям, — прошептала она, не в состоянии проглотить комок в горле.
Испытывая просто удушающее желание подойти и обнять его.
Он улыбнулся, оттолкнулся от двери и вошёл в комнату.
— Я должен был зайти, чтобы узнать о твоем самочувствии. — Он остановился недалеко от дивана, в пяти шагах от нее, серьезно посмотрел на нее и участливо спросил: — Как ты?