Эгоист

Уильям мог поклясться, что ни за что бы не заговорил об отце. Да и о чем говорить? Нечего было говорить. Он не хотел портить прогулку. Очередную прогулку, которую хотел сделать идеальной для нее. Но на него продолжала давить давняя боль, которую заметила Шарлотта. Потому что он почувствовал, как она сжала его руку. Будто в попытке поддержать и подбодрить его. И это тронуло его до глубины души. Он никому не говорил об отце, это было просто немыслимо, но сейчас Уильям внезапно испытал просто отчаянную потребность высказаться. Шарлотте. Потому что именно она могла бы понять его. Потому что Шарлотта была единственной женщиной, которую не смогли бы напугать его мысли.

Единственная женщина, которой он мог доверить такое.

— Мы были с ним очень дружны.

Когда он заговорил, Шарлотта испытала настоящее облегчение, потому что боялась, что он так и не ответит. Благодарная ему за это, за то, что он нашел в себе силы впустить ее в свою душу, она снова сжала его руку. Еще и потому, что отчаянно хотела знать то, что было частью его. То, чего она никогда не знала.

То, что могло помочь ей лучше понять его. Его глубокую, человеческую сторону.

— Всегда, когда бы я не видела его в прошлом, — осторожно заметила она, — мне никогда не оставляло чувство, что он любит своих детей. И очень гордится тобой.

Да, она могла видеть их, видеть его отца, потому что давно дружила с Лидией. Это почему-то сделал разговор более… терпимым. Только…

— Только… он не всегда гордился мной.

— В каком смысле?

Уильям снова напрягся, почувствовав, как холодная испарина выступает на лбу.

— Перед тем, как отправиться в Европу, я… я с ним поссорился.

Шарлотта замедлила шаг, когда мимо стала проходит большая группа людей. Когда снова вокруг воцарилась тишина, она тихо спросила:

— Из-за чего?

Он поджал зубы, от чего жилка задергалась под бакенбардам на правой щеке.

— Это… это…

Это было слишком тяжело, чтобы говорить об этом, — удрученно поняла Шарлотта, не представляя даже, что он мог хранить в своем сердце такую муку. Уильям всегда казался ей беспечным и слегка даже безрассудным. Она даже подумать не могла, что в нем может быть не только такая глубина, но… способность испытывать такие сильные чувства. Господи, открытие, которое… ставило под большую угрозу ее собственное сердце.

— И ты не пытался помириться с ним? — снова спросила она, дрожа при мысли о том, что ему может быть очень больно. Видя, как это важно для него. Ей хотелось обнять его, чтобы унять его боль.

Уильям вдруг остановился и заглянул ей в глаза. Его собственные глаза потемнели так, что стали почти черными. Шарлотта затаила дыхание, потрясенная до глубины души тем, что он страдал до сих пор из-за ссоры, которая произошла почти целую вечность назад. Ссора, которая оставила в его душе неизгладимый след.

— Мы с ним ужасно поссорились, а потом…

Голос его оборвался. Шарлотта не смогла сдержаться. Подняв руку, она коснулась его щеки, позабыв о том, что стоит посредине улицы, где все это видели.

— Что произошло?

Он нахмурился так, что морщинка на лбу стала опасно глубокой.

— Я назвал его последними словами… а потом… — Он на миг прикрыл глаза. — Я проклял его, и он умер.

Шарлотта застыла, глядя на его лицо, которое напоминало изваяние. Лицо человека, которого она оказывается даже не знала. Не знала, что он мог быть таким: опустошенным, ранимым, мучимым чувством вины за то, в чем только что признался.

Какое-то время она молча смотрела на него, пытаясь понять истинный смысл его слов. Уильям не только поссорился с отцом, с которым был очень дружен. Он… в порыве ярости, сказав что-то обидное, он решил, что…

— Ты что, решил, что его смерть на твоей совести?

Он побледнел так резко, что ей стало даже плохо.

— Шарлотта… — будто задыхаясь, прошептал он.

Боже правый, он действительно так считал! Это его мучило каждый раз, когда он упоминал отца. Боль именно от этого чувства вины таилась в глубинах его глаз, когда в ту ночь после ранения он просил ее оставить его на тротуаре. Когда обрек себя на мучения и не выпил лекарства. И говорил, что для него нет безопасного места, потому что… Чувство вины всегда носил в себе и считал, что недостоин… спасения.

У нее перехватило в горле от мыслей, которые поразили ее до глубины души. Боже правый, Уильям! Он… всё это время он страдал, но никогда никому не показывал этого, предпочтя, чтобы все видели в нем безрассудного повесу, но на самом деле!

Она была благодарна ему за это признание так сильно, что едва не расцеловала его.

Задрожав, Шарлотта схватила его за руку и повернула к себе, не в силах позволить ему думать…