— Я не двигаюсь, — зачарованно обронил он, даже затаив дыхание, когда она добавила к правой руке левую, взяв его в кокон своих теплых, любопытных пальцев. Боже, какие у нее теплые пальцы!
Продолжая касаться его щек, Шарлотта вдруг нахмурилась. Луна, выглянувшая из-за облачка, осветила ее задумчивое, прелестное лицо.
— Н-не могу понять, как… как ты отрастил их?
Она поигрывала его бакенбардами, изучая из так, будто он было научным экспонатом. Погладила поросль волосы на его щеках с такой нежностью, что у него замерло сердце. Уильям чувствовал себя так, будто его околдовали.
— Я просто не сбриваю щетину по бокам.
Она нахмурилась еще больше.
— Да, в этот раз углы правильные и острые, — заметила она, словно делала научное заключение.
Уильям был потрясен тем, что она не только обращала внимание на его бакенбарды, но что до такой степени изучила их форму, что могла заметить разницу.
— Что ты сказала?
Она продолжала водить по его лицу пальцами, сбивая его с мыслей.
— Ты сам бреешься?
Боже, она была неисправима! И до ужаса упряма. Просто божественна.
— Иногда это делает мой камердинер.
Она смотрела на него так, будто он сообщал ей важное научное открытие.
— В день ужина… это делал он?
Уильям с трудом кивнул.
— Да.
Она так же удовлетворенно кивнула.
— Тогда понятно. — Потом заглянула ему в глаза и ошеломила его, добавив: — Ты делаешь это гораздо лучше. Хотела бы я на это посмотреть.
Господи, он будет счастлив показать ей это каждое утро, которое она согласится разделить с ним. До конца жизни…
Сглотнув, Уильям снова обхватил ее за плечи и привлек к себе, но даже это не отвлекло ее от того, что она продолжала изучать его лицо. Как будто видела впервые. Касалась, будоража сознание и вызывая такие острые чувства, что он начинал терять голову. Пристально глядя на него, она прошлась большими пальцами по его подбородку, задержавшись на неглубокой ямочке, погладила по щекам и снова вернулась к его бакенбардам, будто не могла оторваться от них. Уильям был сражен до глубины души.
— Шарлотта, — с тихим отчаянием прошептал он, чувствуя, как в ответ на ее ласки напрягается его тело.
Она вдруг нахмурилась.
— Какие у тебя красивые губы, — прошептала она ошеломленно, ошеломляя в ответ его. — Никогда не видела таких красивых губ.
И она не лукавила. За последние семь лет она видела столько мужских губ, но никогда таких, как у него…
— Шарлотта, — уже задыхаясь обронил Уильям.
Она провела по его нижней губе большим пальцем, заставив его цепенеть.
— А что, если я тебя сейчас поцелую?
Удивительно, Шарлотта ни разу не подумала поцеловать лорда Хамфри, Роджера, не думала так ни об одном из знакомых ей мужчин, но не могла думать ни о чем кроме того, чтобы поцеловать сейчас Уильяма. Потому что… Хотела только его поцелуев, хотела только его объятий. Господи, она пропала окончательно и бесповоротно, если позволяла этим чувствам овладеть собой до такой степени! Но сейчас, сидя возле него, прижимаясь к его груди и глядя в его завораживающие карие глаза, Шарлотта твердо знала, что хочет только его. И это ужасало ее до потери пульса.
— Тогда я поцелую тебя в ответ, — продолжая задыхаться, промолвил Уильям, умирая от желания поцеловать ее.
Но знал, что в таком состоянии ни за что не тронет ее.
— Это будет нечестно.
Он был поражен тем, что она прочитала его мысли.
— Почему?
Ее глаза потемнели еще больше, когда она заглянула ему в глаза.
— Скольких женщин ты уже перецеловал?
Уильям похолодел и застыл. И чувствовал себя так, будто небеса рушатся на него. Рушится то, чего он так сильно боялся. Проклятье!
— Так, хватит вопросов! — велел он и тут же замолчал, увидел, как от боли искажается ее лицо.
Уильям вдруг почувствовал себя ничтожным в ее глазах, но… Разве человек не может измениться? Почему она не могла поверить в то, что он мог… захочет измениться? Тем более, когда была для этого веская причина…
Глядя ей в глаза, Уильям спросил о том, о чем не спрашивал ни одну женщину до нее.
— Ты больше не хочешь целовать меня? — заговорил он тихо, решив, что вызвал в ней глубокое отвращение. Так что она больше никогда не захочет касаться его.
И снова она поразила его в самое сердце. Убрав от его лица свои руки, она опустила голову ему на грудь, доверчиво прижалась к нему своей щекой и закрыла глаза.
— Глупенький, конечно, хочу. Но не стану.
Он обнял ее, прижал к себе и зарылся лицом в ее мягкие, пахнущие сиренью и жасмином волосы.
— Почему?
— Потому что это неправильно.
Ну вот опять, опять она считает, что у них ничего не выйдет, что это невозможно, неправильно. Откуда в ней эта убежденность? Откуда это неверие в то, что у них ничего не получится? Она даже не подозревала о том, насколько дорога стала ему. Даже не знала, что заполнила все его сны, все мысли собой.