Может выбросить его? Бокал, разумеется. Чтобы избавиться от ставшего ненавистным шампанского. Если бросить бокал, он упадет и разобьется на мелкие осколки. Как наверное разбивается сердце. Утром слуги найдут осколки и решат, что это сделал какой-нибудь пьяный дурак. Пьяный, да, но… Под подозрение ведь не сможет попасть благородная девица из порядочной семьи? Даже старая дева. Самая обречённая, самая глупая старая дева!
Господи, о чем она думает?
— Можно мне присоединиться к тебе?
Шарлотта так резко выпрямилась, что у нее закружилась голова, и она едва не свалилась на землю.
А потом она оказалась прижатой к теплой, твердой груди, и на нее смотрели самые невероятные бархатистые карие глаза, взгляд которых пробрал ее насквозь.
— Уильям, — пробормотала она потрясенно, подняв руку и коснувшись его щеки, чтобы убедиться, что он настоящий. — Боже, откуда ты взялся?
Он незаметно отобрал у нее бокал. Взгляд его стал укоризненным.
— А откуда у тебя вот это? — Он принюхался и нахмурился. — Позволь спросить, сколько ты уже успела выпить?
У нее продолжала кружиться голова. Проклятое шампанское. Всё дело именно в этом!
— Этот четвёртый, — тихо ответила она и вдруг к полному своему стыду икнула. Так неприлично и громко, что покраснела до самых ушей. — Прости, — молвила Шарлотта, опустив ставшее пунцовой лицо.
Уильям покачал головой и прижал ее к своей груди.
— Я глазам своим не поверил, когда увидел, как ты шатаешься. Я думал, мне это снится.
Шарлотта уткнулась лицом ему в грудь, в мягкие складки его сюртука, жилета и шейного платка, вдохнула запах знакомого сандала и блаженно закрыла глаза. Боже, как ей стало хорошо, спокойно и… тепло! Как ей этого не хватало! Как будто она все это время мерзла. Еще и потому, что почувствовала, как его тяжелая рука медленно обнимает ее за плечи. Она снова была в его объятиях. Разве возможно такое блаженство?
— Да, иногда нам сняться странные сны, правда? — прошептала она, вдруг задрожав. — Иногда такие коварные, что мне хочется поймать их и уничтожить.
Уильям не смог сдержать улыбку, утопая в аромате ее волос, в тепле ее расслабленного, прижимающегося к нему тела.
Боже правый, он даже не надеялся найти ее так быстро, когда пришел на этот бал. Тем более в таком состоянии. Состояние, которое не на шутку встревожило его, потому что было очевидно, что что-то довело ее настолько, что она выпила целых четыре бокала шампанского прямо на балу. Вопиющий скандал, если хоть кто-то узнает об этом.
— Что случилось? — спросил он, бросив на мягкую траву бокал, который даже не издал ни единого звука, а потом привлек к себе Шарлотту и обнял двумя руками. Боже, Шарлотта. Как же он скучал по ней! — Что произошло с тобой?
Она теснее прижалась к нему, бередя ему душу. Так доверчиво, какой он уже не надеялся заполучить ее.
— Ничего, — послышался ее тихий голос.
Он мог поклясться, что она прикусила губу.
— Ты прикусила сейчас свою губу?
— Как ты догадался?
Что-то щемило в груди, что-то так сильно давило на сердце, что он боялся задохнуться. Но Уильям взял себя в руки, чуть отстранил ее от себя и, когда она подняла к нему свое бледное, до боли родное лицо, Уильям спросил уже серьезно:
— Что тебя так расстроило?
Глаза ее вдруг потемнели, а нижняя губа… задрожала. Он похолодел, испугавшись того, что она вот сейчас заплачет, и у него навсегда разобьется сердце. Уильям никогда не видел ее такой… расстроенной.
— Ты не поймешь, — удручённо ответила Шарлотта, снова прикусив губу. Только на этот раз для того, чтобы скрыть своё волнение и дрожь.
— А если я всё же пойму? — осторожно спросил он, продолжая обнимать ее. — Попробуй рассказать мне, в чем дело, и я помогу тебе.
— Ты не сможешь, — с еще большей грустью заявила она, что едва действительно не разбило его сердце.
Уильям нахмурился, осознав, что дело весьма деликатное и серьезное. И связано с ним. Неужели это он так… плохо действует на нее? Это ранило его куда больше, чем он мог признать себе, ранило так же, как сознание того, что она никогда не подумает о нем хорошо, что он не справится с тем, что так мучило ее. Как будто она не верила в него. Как будто он не был уже ни на что годен.
Ему хотелось не только помочь и прогнать ее печаль. Уильям вдруг осознал, что хочет стать обладателем всех ее мыслей, всех тайн и тревог, чтобы найти дороги к ним и развеять их.
— Шарлотта… — прошептал он, но она вдруг подалась вперед и коснулась пальцами его щеки.
— Не шевелись! — попросила Шарлотта слегка заплетающимся голосом, водя пальцем по его лицу.
Уильям замер не только от ее просьбы. Его парализовало от той нежности, с которой она коснулась его. Его поразила и мысль о том, что она ни за что не повела бы себя так. Если бы не была пьяна. Никогда бы не говорила то, о чем думает. Он до боли хотел узнать, о чем она думает, что делает ее такой печальной, чтобы наконец понять ее и понять эту упрямую причину, по которой она отказывала ему.