Бесконечное змеиное шипение вокруг, сделали Сергея особенно нервным и недоверчивым. Как это не было обидно, о его намерении свататься к гессенской принцессе Павел узнал не от родного брата, а от их бывшего воспитателя. Пиц как раз был в Европе. Он мог поддержать Сергея и поехать с ним к немецким родственникам. Однако брат в своих письмах напускал туман. То он собирался ехать в Дармштадт, то вдруг передумывал, то просил Павла задержаться в горах, будто не хотел с ним видеться. В конце концов, младший брат не выдержал и высказал накопившиеся обиды Сергею.
Это была их первая размолвка, после которой оба Великих Князя потеряли сон. Павел был страшно обижен на брата. Сергей явно дал ему понять, что тот будет мешать. Но как может мешать самый родной человек, который рос с ним и был неразлучен с детства? Пиц понял, пришел тот страшный день, когда он стал лишним в жизни брата. Теперь он почувствовал то, чего боялся больше всего на свете – он никем не любим и никому не нужен.
– Кто бы мог подумать, что Сергей, которого многие в Петербурге считают холодным и высокомерным, окажется настолько нерешительным, – потешалась Михен, супруга старшего брата Владимира, которая, путешествуя по Европе, встретилась с Павлом. – Это довольно забавно!
Она рассказала юноше, что у мужа был разговор с Сергеем о том, когда лучше делать свадьбу – зимой или весной. Пиц пытался не подать виду, насколько ему было обидно, что Сергей был откровенен со всеми братьями, кроме него. Чем же он заслужил такое недоверие?
– Не понимаю, как после того, что испрошено позволение у Государя и все подготовлено, еще откладывать? – лишь критично заметил он.
В это время Сергей тоже страдал. Все вокруг для него было в черном цвете. Причин тому было достаточно – и ссора с братом, и различные препятствия на пути наиважнейшего шага в жизни. То сам он не мог решиться на визит, то, поехав, не застал отца невесты, поскольку все отправились на маневры. Складывалось ощущение, что сама судьба не желает, чтобы помолвка состоялась. От этого Сергей прибывал в самом мизантропическом расположении духа. Ему представлялось уже, как над ним и его неудавшимся сватовством потешаются все злопыхатели Петербурга. Да что там, всей Европы.
В день рождения Павла Сергей, наступив на горло своей гордости, поехал к брату. Как только они увиделись, тут же все обиды были забыты.
– Мой дорогой Цып, не будем ссориться! Я положительно не в состоянии это выносить.
– Мне тоже наша размолвка причинила много боли! И ведь на пустом месте – один спутанно изъяснился, другой неверно истолковал и надулся, и понеслось… А как Арсеньев расстраивался из-за этого глупого недоразумения!
– Давай больше не будем его пугать, – согласился Сергей. – К слову, Дмитрий Сергеевич отлично иллюстрирует мою теорию – чем больше сердце, тем больше оно страдает. Но этого, как водится, никто не ценит!
IV
Ноябрь бездомным псом завывал в трубах. Вопреки этой тоскливой песне одиночества, некоторые петербуржцы строили вполне радужные планы на будущее.
– Что ж, я не возражаю, Пистолькорс так Пистолькорс… – рассуждал отец Лёли, параллельно разбирая счета. – Офицер, дворянин. Семья достойная. Это его матери покойный Штиглиц семь миллионов оставил?
– Стоит только завести разговор про Пистолькорсов, как тут же вспоминают о наследстве Эмилии… Да и немудрено, такие деньжищи не каждому на голову сваливаются, – Ольга Васильевна прищурила большие карие глаза, от которых лучиками разошлись неглубокие морщинки, вдела нитку в иголку и продолжила вышивку. Ей было за пятьдесят, но очков она не носила.
– А что Лёля? – Валериан Гаврилович был не большим сторонником принуждения в вопросах брака. Он считал, что разумнее по возможности избегать несчастных союзов, которые часто оборачиваются скандалами и позором.
– Что Лёля? – мать семейства оторвалась от рукоделья и с удивлением уставилась на супруга. – Ей почти восемнадцать. Жених завидный. Да и недурен собой! Куда уж лучше?
– Так она согласна?
– Безусловно. Она с ним столько танцует, что симпатию между ними все уж заметили, кроме тебя.
– Она много с кем танцует… И вон с этим, как бишь его…
– С кем?
– Такой… ретивый офицер… с красивыми усами…
– Они все с усами. Не понимаю, кого ты имеешь ввиду…
– Александр Александрович, если не ошибаюсь…
– Мосолов?
– Вероятно.
– Я думала, он друг Пистолькорса… Во всяком случае, желания жениться на Лёле он не выказывал. Да и как можно сравнивать?
– Ежели ты все решила, и не про кого другого слышать не хочешь, так тому и быть, – улыбнулся камергер в отставке. Годы долгой совместной жизни выучили его, что спорить с женой бесполезно. Все равно в итоге будет так, как задумала она, только нервы себе истреплешь.
– Я своей дочери плохую партию не устрою, – подвела итог разговора супруга. – Раз мы согласны, я велю, чтоб Пистолькорсу передали, что он может приходить просить руки.