Его пульс

— Тут будет Маша и Андрей, чтобы ты не чувствовала себя…я хочу, чтобы ты не была одна, хорошо? — глаза зацепились за движущиеся губы, я слышала слова, но не могла понять их смысл.

— Я виновата, — сипло прошептала, толком не узнала свой голос.

Боря резко приблизился к моему лицу и прошипел:

— Ты ни в чем не виновата! Уясни это сразу, виноват кто угодно, но не ты. И уж если смотреть правде в глаза, то виноват я.

Пожалуй, именно то, что я сказала это вслух, помогло мне свыкнуться с мыслью, что ничего не вернуть. И вдруг то, что раньше было таким важным, внезапно превратилось в нечто обыденное, не стоящее внимания? Все эти безумные переживания по мелочам отошли на задний план. Все мишура. Словно что-то оборвалось во мне, треснуло и раскололось, распалось у ног на мелкие острые части, впивающиеся в ноги.

— Я могла поехать, и он бы отпустил их, он ведь говорил это…

— Ты слышишь себя вообще? Он бы и тебя сжег в том чертовом доме! Ты бы умерла там, Аня! Я бы не успел! — вцепился руками в волосы и поморщился.

Дернулась словно от пощечины. Вот откуда запах. Глаза снова застилала влага, и я вновь оказалась на грани истерики. Как по щелчку пальцев.

— Послушай, я решу кое-что, и мы уедем, навсегда уедем отсюда, — он взял мое лицо в ладони и продолжил шептать, уткнувшись в щеку.

Одновременно собирал губами невесть откуда взявшиеся слезы. Даже не заметила, как снова заплакала. А думалось, что уже не смогу. Не сумею вновь почувствовать хоть что-то.

— Я смогу защитить тебя, найду всех и отомщу, обещаю тебе, — безумный взгляд поранил меня своей одержимостью.

Месть никогда не приносит ничего хорошего. Это не средство к искуплению чужих грехов, это способ обретения новых своих, отмаливать которые будет уже бессмысленно. Возмездие и аз воздам.

— Бабушка.

Он сжимал меня в объятиях, пока я наконец-то вспомнила о бабушке. Если с ней что-то случится, я умру на месте. Это будет конец.

— Она под охраной.

Я хмыкнула. Не та ли эта охрана, что так рьяно «защищала» моих родителей?

— Не делай ничего. Ты понимаешь, что зло всегда возвращается злом…

Наконец-то осознанно взглянула в глаза, а затем устало прикрыла глаза:

— Папа…тоже думал, что со всем справится, — дыхание сбилось, но с трудом продолжила, — не дай им возможность навредить себе. Пожалуйста.

Но Боря все так же смотрел на меня, отрицательно кивая головой. Словно в доказательство всех моих страхов, поцеловал меня.

Этот поцелуй не был похож ни на какой из тех, что были у нас. Боль, страсть, печаль и самое главное — безумие. Он как будто пытался напоследок напитаться мной, как бы странно это не звучало, а я тем временем медленно умирала.

— Пожалуйста, просто давай уедем, мы заберем бабушку и уедем.

Вцепилась в его щеки и прижалась ко лбу.

— Нет, сейчас я должен сделать то, что должен.

Почему он меня не слушает? Почему не понимает, что это начало конца. Перекидывание мяча с поля на поле может продолжаться вечность.

— Я люблю тебя. Пожалуйста, не делай так, чтобы я потеряла ещё и тебя.

Боря замер и затем лёгкими поцелуями начал покрывать лицо, невесомо и как будто боязно.

— Ты никогда меня не потеряешь, потому что я слишком сильно буду хвататься за эту жизнь, чтобы осталось ещё время любить тебя.

Поцеловал меня в лоб, а затем встал и вышел. Хлопок входной двери отразился очередной незаживающей раной в моей и без того разорванной душе.

И я осталась на пепелище свой жизни в одиночестве, снедаемая скорбью и бесконечной печалью.

И уж точно удалось как никогда сожрать себя изнутри.

Глава 25 — Борис

Вся ситуация размазала Аню асфальтоукладчиком, я другого и не ожидал, ее боль и страдания в сто крат передавались мне, кромсали изнутри.

Облажался…крупно, так, что уже никогда не смогу поправить ничего. Погибших людей не вернуть, время не отмотать вспять, так что остается лишь решать те проблемы, что есть сейчас.

Отвратительная погода полностью соответствовала моему угрюмому настроению. Шквал сильного морозного ветра сдувал своим напором куда-то вбок, но я отчаянно двигался к машине. Даже природа против моего отъезда.

Мне жутко не хотелось оставлять ее одну, да пусть не одну буквально, но скажем так, без себя.

Словно мне отрезали руку или ногу, такую безысходность я тогда ощущал, хотя сдается мне, что даже без руки или ноги я чувствовал бы себя в разы лучше, просто находясь рядом с ней. Купаясь в ее тепле. Запахе. Растворяясь в этом ощущении, создавая свое собственное мироздание. Моя альфа и омега.

С каким сердцем я вышел из места, где впервые услышал то, за что совсем недавно готов был продать душу дьяволу? Но как бы она не просила, как бы не умоляла, я должен быть уверен в том, что больше никто и никогда не разрушит нашу жизнь. Как можно просто взять и уехать, зная, что в любой момент враг может ударить по самому уязвимому?