Его пульс

— Итак, я рад вас всех здесь видеть, дорогие друзья, а собрались мы с вами по известному поводу. В наших рядах открылась недобропорядочная крыса. Грядет ломка[2], ведь не по понятиям все делается. Пострадал не только я, а батю трогать нельзя, как мы с вами понимаем. Пострадали также и близкие мне люди, многие из присутствующих здесь, — Бродяга прокашлялся и с самым суровым видом допил остатки янтарной жидкости из мутного стакана. — Я знаю, что изменились условия вкладов, мы все намазались[3]. Хочу знать ваше мнение относительно действующего: принять или изгнать?

Зал оживился еще больше, словно прямо сейчас в горючую жидкость кинули воспламенившуюся спичку. Ох и ярко она озарила тут все. Лязг портсигаров, тяжёлые покашливания и откровенный мат — вот что сейчас творилось здесь.

— Когда такое было, что мы должны отстегивать 60 %, Брод? Это что за договорняки такие? — низкорослый мужчина сипло пробурчал, сжимая руки в кулаки. Множественные шрамы на руках и лице показывали, что он не просто новичок, а вполне себе бывалый участник подобных войн.

— Шкняги[4] разные ходят, Бродяга, но нам не нравится, что глаза видят. Наши с Молдаванки согласны, — на первый взгляд абсолютный интеллигент справа изъяснился на самом что ни на есть тюремном жаргоне. Ухо не привыкло к такому, и потому я все ещё пытался осознать услышанное, как вдруг за этим мужчиной откликнулись и остальные.

— Возвращайся ты, мы подхватим. Такого порядка не будет ни с кем. А этот чепушило пусть катится. Кто в Париже Фраер, тот в Одессе еле-еле поц. Зачем, чтобы какое-то залетное чмо делало нам беременную голову?[5] Пересыпь с тобой!

Рой голосов и выкриков одновременно с поднятыми руками затопил меня, и это была абсолютная победа, если не войны, то сражения. Нам дали добро на переворот, а значит дальше руки у всех развязаны.

— Пусть расчесывает нервы[6] в другом месте и другим людям!

И оставалось лишь решить эту проблему, уехать навсегда из страны и забыть все как страшный сон. Но вот сможет ли Аня простить меня за то, что я не сдержал обещание? Смогу понять, если не сможет на меня и смотреть, не говоря уже о том, чтобы связать со мной жизнь.

— Я вас услышал. Король умер, да здравствует король.

Фраза заглохла в звуке разбивающихся в хлам окон, со всех сторон были слышны выстрелы и громкие крики. Как в замедленной съёмке я наблюдал за падающими на пол телами, разбивающимися статуэтками, и массивными картинами, утопающими в лужах крови.

Запах пороха и дыма напоминал бомбёжку при самой лютой войне, и складывалось стойкое ощущение, что я чую всем телом присутствие смерти. Она уже тут, совсем близко, томно дышит мне в затылок. Металлический привкус отдавал во рту, так сильно прикусил язык.

Стоны разносились повсеместно, многие не смогли укрыться, а тебя кто смог, был ранен и нуждался в помощи, но пули буквально летали над головой. Однако страха же не было. Словно был уверен, что выберусь из этой передряги, мне есть ради кого жить.

С трудом перекинул массивный стол прямо передо собой и укрылся от разлетающихся осколков, грозящих оставить меня в лучшем случае без глаз, когда заметил Федю, лежавшего на спине без сознания.

Свист и гомон сопровождался звуком топота тяжелых ботинок.

Пополз в сторону Бродяги и начал тянуть его вбок, когда надо мной возникла та самая девушка с полным шоком на лице, но твердым намерением вытянуть хоть кого-то из чертового ада.

Она уверенно подхватила раненного Федю с другой стороны и под звуки пуль кивком головы указала путь в потайной проход коридора.

Глава 26

Все мои мысли бесконечно кружились вокруг одних и тех же событий. Мне больно и противно вновь и вновь окунаться в случившееся, но не могу ничего поделать.

Бори нет 2 дня, столько же нет и меня, вернее вроде как физическая оболочка есть, но внутри одно лишь пепелище. Существовала. И то благодаря другим.

Ела через силу, и то потому, что Андрей угрожал, что подключит к капельнице, пила под принуждением и исключительно воду. Я никогда не думала, что человек за пару дней может так иссохнуть, как будто всю мою жизнь высосало адское чудовище.

Я слышала разговоры по телефону и отборный мат Андрея слишком часто, чтобы не связывать это с Борей. Одно меня успокаивало, я была уверена, что с ним все в порядке. Словно путеводная нить нас связала, но чувствовала, что он жив.

— Боря задерживается, и он в порядке, — скупо кинул Бачинский, с минуту постоял в комнате и вышел, аккуратно закрыв дверь.

Облегчённо выдохнула.

И вдруг то, что раньше было таким важным, внезапно превратилось в нечто обыденное, не стоящее внимания? Все эти безумные переживания по мелочам отошли на задний план. Все мишура. Словно что-то оборвалось во мне, треснуло и раскололось, затягивало на самое дно.

— Ты хочешь поговорить? — Маша гипнотизировала меня глазами не первый час, у них сейчас пунктик не оставлять меня в комнате наедине с самой собой. Думают небось, что я могу завершить свой порочный круг страданий.