Его птичка

Мы гуляем по Монмартру, смеемся и целуемся. Знаю, что это сон, но проживаю его полноценно, наслаждаясь каждым мигом, пока меня не вырывают из дремы сразу три раздражающих фактора.

Крик Лели. Звонок в дверь. Вибрация телефона.

Вставать не хочется совсем. В голове шумит. Тело одеревеневшее, такое ощущение, что вчера я нормально так наклюкалась. Или Рома настолько опьянил меня.

Хочется обнять покрепче подушку, представить, что снова лежу на Роме, и просто отключить сознание. Но проще отключить телефон, потому что похоже, что братья давят свои матрасы.

— Кира! Марк!

Трель дверного звонка прекращается. Скорее всего, пришла Тамара Михайловна, потому что через несколько секунд орать перестала и Леля.

А вот телефон продолжает надрываться.

Через силу и онемение в руке, чувствуя, как во рту как будто нагадили кошки, беру трубку и сдвигаю полоску вызова.

Кому что надо в такую рань?

— Слушаю. — Боже, и что у меня за голос. Хриплый, как у прокуренной девки.

— Мария Синицына? — женский высокий вопросительный голос заставляет все-таки разлепить глаза. — Опекун Маргариты Синицыной?

Страх холодком стекает от шеи к копчику, а сон мгновенно как рукой снимает.

Сажусь на своей старой подростковой кровати и, откашлявшись, киваю.

— Это я. Я Аня. Что с мамой?

— Спит ваша мама. Ей нашли сердце, операцию хотят проводить немедленно, но нужна ваша подпись.

— Подпись, — не понимаю, почему из-за такой мелочи, как моя закорючка, они еще тянут. И тут настигает осознание и делает вокруг краски во сто крат ярче.

Сердце! Нашли сердце! Это в ее-то возрасте! Боже! Спасибо, спасибо!

— Да, Анна, подпись ваша, как совершеннолетнего опекуна. Вас ждать? — уже раздраженно заканчивает девушка, судя по всему медсестра.

— Конечно! — кричу во весь голос, визжу от радости, предвкушаю решение всех проблем, будущую учебу, возможность бросить работу в нижнем белье и вообще все! Все! Жизнь скоро наладится! Я верю в это!

— Я скоро приеду! Постараюсь побыстрее.

— Только сами в больницу не попадите, — шутит медсестра и диктует адрес, а я записываю и невольно вспоминаю о Роме, который наверняка уже на пути в Питер.

Что он вообще здесь забыл? Он вот тоже любит сострить по-черному.

— Я буду аккуратна и приеду на своих двоих.

В комнату врывается Лелька, бежит прямо на меня, и я быстро убираю телефон под подушку. Однажды я его обнаружила в унитазе, больше сушки феном он не переживет.

Малышка кидается мне в ноги и просится на ручки.

— Афюта, касясь. Афюта, касясь.

Пока со смехом качаю на руках Лельку, коротко рассказываю домочадцам радостную новость.

— Так чего ты еще здесь? — рывком забирает у меня Лелю Марк и толкает к шкафу.

— Ну, ты поаккуратнее, — возмущаюсь я, тем более что малышка мгновенно начинает хныкать.

— Разберемся, — говорит уже Кира и сам сует мне откуда ни возьмись одежду и выходит, забирая с собой Марка и Лелю.

— Давай, давай, моя хорошая, — мягко говорит Тамара Михайловна, которую нам ни больше ни меньше послал сам бог. А может быть, это отец стал ангелом-хранителем. Пока одеваюсь, вспоминаю, насколько тяжело мне было освоить уход за ребенком, пока мама ложилась в больницу. Когда Леля надрывалась в очередной раз, я клялась себе, что никогда больше не буду заниматься сексом, чтобы только не попасть в такую вот ситуацию.

Конечно, Леля была чудом, когда спала или улыбалась, но искусственное кормление принесло свои гнилые плоды, и у малышки часто болел животик.

Даже прогулки не помогали ее успокоить, когда она плакала.

В тот день я, уже без сил, после ночной смены, не осознавая, что делаю, просто затрясла Лялечку с криком:

— Ну сколько можно орать!

Она на миг замолчала, вселяя в меня надежду, но тут же зашлась пуще прежнего. В тот момент у меня из рук ее забрала как раз проходившая мимо Тамара Михайловна в своем привычном красном пальто и бежевом платке.

Она вдруг подкинула малышку, ловко поймала, похлопала ее по спинке, и та, срыгнув, успокоилась и почти мгновенно уснула.

Я только открывала и закрывала рот, пораженная тем, что сама не догадалась дать Леле выпустить воздух.

— Непутевая ты мамаша, хочу тебе сказать, — заявила Тамара осуждающе и, не дав мне прикоснуться к Леле, сама уложила ее в бежевую фирменную коляску.

Единственное, что мы позволили купить себе новое.

— Тебя что же, мама предохраняться не научила? — продолжала она наседать, пока мы двинулись вдоль парковой аллеи, заросшей тополями.

— Ну, в общем-то, меня-то как раз научили, — проговорила я, думая про Рому, — а вот маме моей повезло меньше.

Тамара даже опешила и, остановившись, долго смотрела мне в лицо, выискивая признаки лжи.

Ну а зачем мне лгать? Перед глазами до сих пор стоит сцена, произошедшая в день расставания с Ромой, когда мама рассказывает о своей трехмесячной беременности и невозможности сделать аборт.

— Дела… — скривила губы Тамара, когда я ей все рассказала, и кивнула на дорогу. — Ну показывай, куда идти.

— Куда?

— Домой к вам. Посижу с Ольгой, пока ты высыпаешься. Смотреть на тебя тошно.

Судя по отражению, мой вид сейчас ненамного лучше.