Его птичка

Киваю Маргарите. Говорю, что она в надежных руках, и выхожу в коридор. Лучше сейчас все выяснить, потому что, как только я надену операционную форму, путь мне только в стерильную операционную.

— Рома, спасибо тебе, — вдруг начинает говорить Аня, но ее прерывает взмах моей руки.

— Прежде чем я войду туда и пересажу твоей матери сердце, ты должна знать…

Аня, конечно, напрягается, брови почти сходятся, и она скрещивает руки под грудью, невольно приподнимая ее.

Странное волнение пробежало по телу, словно вот прямо сейчас решается моя судьба. Но назад пути нет, и я, сделав глубокий вдох, произношу:

— Я это сделаю в том случае, если ты ко мне вернешься.

Аня молчит. Казалось, проходит целая вечность, прежде чем она осознает смысл моих слов. Дыхание учащается. Она как русалка, выброшенная на берег, хватает воздух ртом и задыхается, а затем мою щеку обжигает оглушительный, хлесткий удар.

Ну что ж, вполне предсказуемо, хоть и неприятно. Пятно до завтра точно не спадет.

Впрочем, свое клеймо в моей душе Аня оставила давно и прочно, что мне какое-то обжигающее касание ее нежной ручки?

— Да как… — она делает руками всплеск и таращится на меня, словно не веря своим ушам. Повторить? — Да как у тебя язык повернулся мне такое сказать?

Согласен, ужасно. Вот так ставить тебя перед выбором. Но и у меня его нет. И у тебя нет.

— Скажи, что шутишь.

Глава 41

Я молчу. Это уже было. Тогда Аня тоже думала, что моя измена всего лишь чья-то злая шутка. Вот и сейчас я снова ее разочаровываю.

Впрочем. Судя по ее поведению, мои демоны и мое поведение не мешают ей меня хотеть. Это меня устраивает. С любовью разберемся позже.

Новый удар по второй щеке оглушает, отдается от стен эхом и теперь уже злит.

— Ненавижу, — рычит она, как пантера, и хочет ударить третий раз, но я легким ударом отталкиваю ее к противоположной стене.

— Достаточно. Не в театре. Ты услышала меня? Что скажешь?

— Рома, я тебя ненавижу. Как ты смеешь шантажировать меня жизнью матери?

— Малыш, ты повторяешься. Мы уже выяснили, что я подонок. Но без моей отмашки сердце твоей матери никто не пересадит. Или ты думаешь, здесь каждый день сердца раздают женщинам за пятьдесят?

— Это ты устроил? — хрипит она сквозь слезы, признавая поражение, и обхватывает себя руками. Понимает, что выбора и правда нет.

— Хорошо, что ты начинаешь думать.

— Не издевайся, — ворчит она. — И как… То есть. Как долго я должна быть с тобой?

Странный вопрос. Как долго я буду тебя хотеть. Как долго я хочу тебя видеть в своей постели. Как долго я хочу тебя любить. Кажется, ты забыла, что я хотел на тебе жениться.

— А как долго ты хочешь, чтобы жила твоя мать?

— Это не смешно! — срывается она на крик.

— Не ори. И я не шучу.

— Рома!

— Аня!

— Ты скотина! Хочешь иметь и жену, и любовницу! Нельзя усидеть на двух стульях! Ты думаешь, твоя Антонина обрадуется молодой любовнице? Ты думаешь, я не захочу иметь свою семью? Своего мужа! Нельзя просто взять и забрать в рабство другого человека! Нельзя!

— Нет, Аня, — шиплю в ответ и подхожу ближе, наблюдая, как ее сотрясает дрожь. Ненависти или желания? Касаюсь подбородка и заставляю посмотреть себе в глаза. — Нет, Аня. Я хочу, чтобы ты закончила учебу. Я хочу, чтобы ты больше не трясла задницей под похотливыми взглядами всяких уродов.

Она ехидно поднимает бровь, очевидно намекая, что одним из таких уродов был и я. Но я игнорирую ее насмешку.

— Я хочу, чтобы ты добилась, наконец, чего хотела, а не тратила свою жизнь на недосып и недоедание. Посмотри на себя. От тебя почти ничего не осталось.

— И тем не менее ты хочешь меня, — задирает она подбородок и отворачивает лицо.

— Я хочу тебя в любом состоянии, — закатываю глаза. Сказала так, словно Америку открыла.

— Это правда, — говорю, наклоняясь к малышке, и провожу носом по сладко пахнущей щечке. — А еще нет никакой жены. Есть только ты и я.

Она замирает, кажется даже сердце прекращает биться. Смотрит на меня, ищет в глазах ложь и не находит. Потому что я не вру.

— Нет?

— Нет. Только ты и я. И тот выбор, который ты сделаешь.

— Но зачем он? Этот выбор, — шепчет она изумленно и переводит взгляд на мои губы. Облизывает свои.

Будь мы наедине, а не в коридоре, где каждый проходящий мимо на нас глазел, я бы уже срывал с нее одежду и раздвигал ноги.

Желание огненной стрелой пронзает сердце, и все вокруг темнеет, кроме этого лица, такого нежного, такого родного. Ее губы дрожат, и она их тут же облизывает, сводя меня своим язычком с ума.

Тот секс в квартире Тони даже не на половину не утолил голода, что сжирал меня самого от воспоминаний об Ане и о том, что она вытворяла в постели. Невинная, но такая смелая. Готовая на все, только бы удовлетворить меня.

— Зачем тебе меня шантажировать так низко? — спрашивает она снова, и я отвечаю:

— Потому что я не готов ждать, когда ты меня простишь. Я не готов жить без тебя.

Она смотрит на меня долго, осознавая мои слова, но наше невольное уединение нарушает Михалыч.

— Сладенький. Вы разобрались?

— Мы разобрались? — адресую вопрос Ане, продолжая нависать над ней и не поворачиваясь к своему начальнику.

— Да, — сдавленно шепчет она.