В какой-то миг, идущему по коридору мужчине показалось, что догорающее лицо с кровавой улыбкой повернулось вслед уходящему человеку, смотря ему в спину и насмешливо улыбаясь. Он даже почти услышал визгливый смешок, где-то на самой границе между выдумкой и реальностью. Невыносимо захотелось обернуться, но он был выше подобных мелочных и низменных страхов.
Когда он вернулся обратно в кабинет, от листка с мерзким лицом остался только пепел и небольшой огарок, кусочек не сгоревшей бумаги, оставшийся вследствие сбоя в работе бытового амулета. Подняв рассыпающийся в руках обгорелый кусочек бумаги, человек смог различить все еще просматриваемые слова:
...пока оно не нашло нас...
Совсем не изысканно выругавшись, пусть и приглушено, сквозь зубы, он молча растер клочок в руках, превратив его в такой же пепел, как и остальной "портрет". Тихий звон колокольчика был мгновенно воспринят за приказ вышколенной прислугой. Появившаяся спустя жалкий миг горничная получила спокойный и властный приказ:
- Амулет начал сбоить. Заменить немедленно.
Новый, целиком исправный амулет принесли спустя несколько минут, тут же проверив его на незадокументированные сюрпризы всеми сканерами и установив на место прежнего. Спустя еще минуту хозяин кабинета вновь остался один.
Он спокойно завершил работу над сводками и пошел в столовую, чтобы отужинать превосходной еды, приготовленной высокоуровневым поваром и его помощниками.
Ему удалось ни единым движением не подать виду, когда в скрипе всегда отлично смазываемой двери ему вновь почуялся визгливый смешок. Всего лишь плохо смазанная петля.
Не более.
- Вы погибли, сир. - Спокойно и с некоторым извинением в голосе произнес Бенедикт, вновь отводя лезвие шпаги обратно в ножны. - Снова проблема с переходом в защиту после выполненной связки.
Сигизмунд только кивнул, не желая тратить напрочь сбитое дыхание на расшаркивание, заодно проклиная тот день, когда его отец окончательно оправился от яда и принялся за обучение наследника. Вернее, проклинал он этот день исключительно в шутку, но все же удовольствия в его нынешнем положении было мало. Можно сказать, что и не было вовсе.
Бенедикт Ресси был сильнейшим воином в распоряжении отца, обладая при этом удивительными талантами наставника и учителя, благодаря чему все элитные части Ланорских проходили обучение у этого человека. Высокий и тощий, как жердь, он напоминал собою очень злую цаплю, зачем-то притворяющуюся человеком. Соломенного цвета волосы, всегда безупречно подстриженные и уложенные, того же цвета аккуратные усы и бородка, пронзительный взгляд кристально голубых глаз, острое и немного вытянутое лицо - он действительно походил на какого-то ученого мужа или звездочета, а не на воина.
Заблуждение, ставшее последним в жизни для очень многих недоброжелателей - с самого его детства находилось множество людей, желавших посмеяться над внешностью нескладного человека. Извиниться успевали отнюдь не все. Сорок первый уровень позволял стоять на равных с самыми прославленными бойцами столичной гвардии. Очень странным казалось то, что Бенедикт предпочел возможной карьере в столице службу далеко не самому могущественному роду в Меларете.
Изначальный класс дуэлянта, весьма характерный для аристократов, был удачно дополнен эпическим мастером клинка, превращая мужчину в настоящую мясорубку для любого противника. Возможно, его классы были не столь впечатляющи, особенно на фоне других представителей высшей аристократии, но это впечатление быстро проходило, когда Бенедикт вступал в бой. Не человек - машина уничтожения, неостановимая и непреодолимая.
Сигизмунд, например, только и мог, что получать удары, несмотря на эпический класс и гонор. Естественно, никто не ждал от юноши того, что он сможет на равных стоять против первого клинка всея дома. Просто само обучение у мастера клинка было именно таким - максимально жестким, останавливающимся на самой грани между травмой и истощением.
Навыки действительно росли невероятно быстро, особенно с учетом того, как тяжко шла учеба ранее. На самом деле поменялось не очень многое - просто Сигизмунд перестал ныть и бояться, перестал требовать невозможного, не желая при этом прикладывать малейших усилий. И дело действительно пошло, вот только Бенедикту приходилось не только доводить до грани несчастного ученика, но и терпеть злобный взгляд Шааль, которой унижения и мучения подзащитного доставляли ни с чем несравнимое "удовольствие".
Впрочем, кто-кто, а Бенедикт мог плевать на мнение Шааль с вершины замкового донжона, не опасаясь ее мести - случись между ними конфликт и чернокожей красоткой вытрут плац и все полы в округе, вероятно даже не запыхавшись. Она это тоже понимала, отчего бесилась еще сильнее, пугая прислугу и дружинников бешенным своим видом.
- Еще один подход? - Он искренне старается, чтобы его голос не звучал обреченно, но, похоже, не добивается в этом успеха.