Его не ждали, но он приперся

Она без утайки и, чего уж обманывать самого себя, без малейшего пиетета перед его гордостью разъяснила, что, как, зачем и каким образом она делала, заодно подсказав, к чему могла привести подобная игра, если бы она решилась "приручить" его до конца.

- Понимаете, юный лорд, меня ведь изначально именно для этого и готовили. - Говорила она тогда. - Послушная рабыня для кого-то одного, и ядовитая змея для кого-то другого. С ростом уровней и характеристик закаляется и воля. Едва ли мне бы удалось действительно приручить кого-то сильного. Потому мною и занимались с таким старанием. Мне не давали расти в уровнях, заставляя развивать навыки... Я плохо помню те дни, предпочитая их вообще забыть, но даже имеющихся фрагментов хватало для понимания. Ваш отец стал для меня всем миром именно из-за того, что не видел во мне женщину. Он меня не выпнул на смерть в саванны, так как ему понравилась моя игра на флейте, и нет, вы совсем не о той флейте подумали, юный лорд. Тогда, когда он не приказал мне раздвинуть ноги, а просто дал жить и думать теми остатками мозгов, которые еще не были заменены установками дрессировщика рабов, он спас мою личность от окончательного распада.

Тихие и несколько грустные слова были лишь маской, под которой пряталась застарелая боль, ненависть и нескончаемый океан страха, страха надежно похороненного и забытого, но так никуда и не исчезнувшего. Страха, который стал частью самой сути его служанки, любовницы и, пожалуй, верного друга.

- Уже позже он использовал мои изначальные умения, подкладывая меня под нескольких ублюдков. И нет, вы опять ошиблись, я совершенно нормально воспринимаю подобное. Сложно объяснить, но после всех обработок я не могу относиться к своему телу иначе, чем как к еще одному инструменту. Будто бы кинжал, только не режущий, а ласкающий. Возвращаясь к лорду Фредерику... он дал мне выбрать мои классы, а я намеренно взяла те варианты, что были максимально далеки от "сладких" веток, несмотря на то, что среди тех вариантов была даже парочка эпических.

Радость, тихая и спокойная, перемешанная с каменной преданностью к человеку, которому было почти что наплевать на нее. Она не могла этого не понимать, но преданности ее это не уменьшало. Просто потому, что его отец был единственным, кто дал инструменту право самой выбрать. Хоть что-то выбрать, но самой.

- Вы думаете категориями своего воспитания, это, кстати, прямая цитата одного книжника, что меня обследовал, но этот метод нельзя применить ко мне. Если вы попросите какую-то нормальную девушку, не важно, знатную или нет, лечь в постель к незнакомцу по вашему приказу, то это вызовет злость и обиду. Даже если она согласится, то стыд, обида и страх никуда не денутся. Я... ваша похотливая служанка просто не способна испытывать по подобному поводу плохие чувства. Да, я прожила достаточно долго, чтобы понять неправильность этого способа мышления, но тут ничего не поделать. Пришлось смириться и получать удовольствие от того, что мне еще доступно. Потому, юный лорд, не бойтесь нанести мне несмываемое оскорбление или дать ложные надежды, я давно уже плевать хотела на подобную чепуху.

Они долго тогда говорили, обсуждая мелкие детали и разбирая отдельные эпизоды. Шааль даже рада была объяснить ему, как именно ловила его в свои сети и как избежать подобного в будущем. Он не мог не признавать того факта, что подобные ухищрения были едва ли не единственным способом хоть как-то контролировать его истерический и непослушный характер, но некая доля детской обиды все равно присутствовала.

А еще Сигизмунд невольно испытывал легкую злость на отца, из-за того, что он даже сейчас считал его друга всего лишь инструментом. И куда большую злость на самого себя, потому как прекрасно понимал, что Шааль не может, физически не может, воспринять другого к себе отношения. Просто нет в ее голове того, что позволяет нормально жить.

Уже лежа в постели, куда его, уже почти спящего, уложила Шааль, он смог задать той давно мучавший его вопрос:

- Ты говорила, что с тобой работали... дрессировщики, верно? - Дождавшись вопросительного выражения лица вместе с осторожным кивком, он продолжил. - Неужели нельзя как-то убрать их воздействие?

Он многого ожидал от нее, но точно не веселого и даже издевательского смеха. Словно сморозил какую-то невозможную глупость и теперь над ним смеются всем высшим обществом.

- Ох, юный лорд! Да с чего вы взяли, что я хочу что-то менять? Моей изначальной личности уже десятки лет, как не осталось. Все, что я есть, мне дал ваш отец, все, что я знаю - это мое нынешнее состояние. Зачем мне хотеть вспоминать боль, слезы и смерть, когда я могу снова жить, пусть даже кто-то посчитает такую жизнь неправильной? Мое прошлое - это лишь прах и зола, оставшаяся после прошедшего по саванне огня. Я - это все то, что тогда не сгорело. И я действительно рада тому, что могу жить. А сейчас, раз уж у вас есть силы на задушевные разговоры и подобные глупости, перевернитесь-ка на живот, позволив глупой мне вдохнуть в ваши чресла еще немного сил.