Егерь: заповедник

— А ты с ним знаком? — изумляется Артемьев. — Слушай, как это получается? Ты живешь здесь, в деревне, в глуши. А знаешь куда больше интересных людей, чем я.

Он прячет бусину в нагрудный карман.

Я смеюсь.

— Не бывает неинтересных людей, Кирилл. Идем, скоро начнет темнеть.

Мы возвращаемся к лодке. Я сам сажусь на весла и гребу к тому месту, откуда короче всего пройти к галечнику.

Потом мы таскаем тяжелые мешки с песком через лес. По лицу течет пот, вокруг вьются надоедливые осенние мухи.

Я забрасываю мешки на настил и распарываю их ножом.

— Зачем? — удивляется Артемьев. — Хорошие же мешки.

— Чтобы песок не просыпался в щели.

Разравниваю песок лопатой, чтобы он покрывал мешковину ровным слоем.

— Вот и все. Спасибо за помощь. Думал еще напоить тебя лесным чаем у костра, но времени совсем нет. Дома поужинаем, как следует.

— Тебе спасибо, Андрей, — улыбается Артемьев.

Мы идем к лодке. По пути я замечаю в стороне рябину. Невысокое деревце густо усыпано гроздьями крупных оранжевых ягод.

— Погоди-ка, — говорю я Артемьеву.

Срезаю длинную ивовую рогульку, и этим нехитрым инструментом собираю с рябины высоко висящие кисти.

— Зачем? — с интересом спрашивает Артемьев, ссыпая ягоды в мешок. — Они же кислые.

Он пробует одну ягоду и морщится.

— Кормить птиц зимой, — объясняю я.

Мы набираем два полных мешка рябины и относим их в лодку. На озеро опускаются сумерки, и я быстро гребу к базе.

Пока Артемьев прогревает машину, я успеваю рассыпать рябину тонким слоем на старых газетах прямо в доме. Пусть сохнет. Мыши, конечно, до нее доберутся, но всю не съедят.

Мы возвращаемся в Черемуховку. Я веду машину, а Кирилл о чем-то сосредоточенно думает, глядя в темноту за окном. Потом спрашивает:

— Андрей, а можно я приеду сюда зимой? Хоть на пару дней, а лучше на неделю? Хочу пожить на озере один, попробовать — как это.

— Легко, — улыбаюсь я. — Только позвони сначала, предупреди, что приедешь. В этот раз тебе повезло, а мог бы и не застать меня дома.

— Да, об этом я не подумал, — смеется Артемьев. — Свалился, как снег на голову. А как тебе позвонить? У тебя же телефона нет.

— Для этого существует специальный надежный способ связи, — серьезно объясняю я. — Звонишь в наш сельсовет, Федору Игнатьевичу. Выслушиваешь от него все, что он о тебе думает. Потом просишь передать мне, что ты звонил, и терпеливо ждешь у телефона.

— Сложная механика, — удивляется Артемьев.

— Другой нет. Лучше звони около девяти вечера, в это время я часто захожу в сельсовет.

— А я вчера так и не поговорил с Федором Игнатьевичем, — признается Артемьев. — Два раза проходил мимо сельсовета, а зайти не решился.

— Поговоришь еще, — успокаиваю я корреспондента. — А хочешь, сейчас вместе зайдем.

— Хочу, — решительно кивает Артемьев. — Надо извиниться перед ним за статью.

Когда мы въезжаем в Черемуховку, я бросаю взгляд на окна сельсовета. Свет в них не горит — значит, Федора Игнатьевича нет на месте.

— Не судьба, — улыбаюсь я. — В другой раз поговорите.

«Другой раз» наступает буквально через минуту. Я останавливаю машину возле «Жигулей» Артемьева, а из-за них как раз и выходит Федор Игнатьевич.

Как будто в засаде караулил!

— Явились! — грозно говорит председатель. — Что ж ты, Андрей Иванович, с этим поганцем возишься? Я его вчера весь день по деревне ловил, а он с тобой!

Федор Игнатьевич наступает на оторопевшего от неожиданности Артемьева.

— Что ты в совхозных мастерских вынюхивал? Мне люди все рассказали! Опять хочешь какие-нибудь гадости про нас написать? Технику мы плохо ремонтируем?

Артемьев растерянно крутит головой, не зная, что ответить.

— Брось, Федор Игнатьевич, — смеюсь я. — С этой статьей чистое недоразумение вышло. Прости парня, ему самому не по себе, что так получилось. Идем лучше с нами ужинать, а то у нас с утра ни крошки во рту не было. За ужином и поговорите.

Мы идем к дому.

Собаки радостно лают, приветствуя нас, и бегают кругами по вольеру.

Я подхожу к ним и буквально застываю от изумления.

Посреди вольера на досках лениво растянулся рыжий кот. Он совершенно не боится бегающих вокруг него псов. Наоборот, псы старательно обегают кота стороной.

Кот лежит на боку, подняв голову, и смотрит на меня оценивающим взглядом. Его глаза светятся в темноте, как два зеленых светляка.

Глава 25

Кота я зову Бандитом.

А как еще назвать здоровенного рыжего нахала, который самовольно вселился в вольер к двух охотничьим псам? Да еще и умудрился навести там свои порядки.

Серко, как пожилой и умный пес, быстро примиряется с новым соседом. Бойкий пытается протестовать, но, получив по морде когтистой лапой, без боя отдает коту свою будку.

Не знаю, чем она так приглянулась Бандиту, но кот целые дни проводит внутри, или растянувшись на плоской крыше.

К мискам Бандит подходит первым. Внимательно обнюхивает еду сначала в одной миске, потом — в другой. Выбирает, где повкуснее, и начинает неторопливо есть. Как назло, это миска Бойкого. Пес обиженно лает, но это не производит на кота никакого впечатления — он и ухом не ведет.