Ее последний герой

Приняли душ и побежали на пляж. Вечернее море уже посерело, но было таким теплым и нежным, что они, влетев в него с разбега, застыли, замерли, закрыли глаза.

– Девять дней, – прошептала Анна. – Девять дней такого счастья!

И вправду, все эти долгие и мгновенные девять дней оказались одним сплошным счастьем. Безостановочным, непрерывным, плавно-тягучим, приторно-острым.

Они почти не разговаривали, обсуждали только насущное. Например, где сегодня поужинать. Какое вино заказать или, может быть, бренди?

Ночью, когда он выходил на балкон, покурить и послушать море, она просыпалась и выходила к нему. Подходила сзади, клала голову ему на спину и замирала. И он замирал.

Было так прекрасно и так страшно.

Ведь что, по сути, любовь? Глубокий и темный страх. За своих близких и любимых. За детей, за родителей, за возлюбленных. Страх потери, страх болезней, страх, что просто все на земле не вечно.

Засыпали они, когда тяжелое малиновое солнце неспешно выползало из-за горизонта, словно на работу.

Долго пили кофе на веранде ресторанчика, и белые легкие занавески плавно качал теплый и ласковый ветер.

Он был хорошим пловцом – давным-давно, в молодости. Сейчас вдруг расхрабрился, словно юнец, и стал заплывать далеко, куда добирались только самые отчаянные пловцы. Она стояла в воде, приставив ко лбу ладонь козырьком, встревоженно махала рукой и очень обижалась, когда он возвращался.

Соседи по пляжу с интересом их разглядывали. Ясное дело: старый кобель и молодая девица. Всем все понятно. Тетки, разумеется, осуждали, нервно разглядывали свои лишние складки и косились на оживленных мужей. Мужчины поглядывали на них с интересом, а на него – с завистью (ну, или ему так казалось).

Они устраивались за перевернутой лодкой и становились почти невидимы. И невидимы становились их поцелуи и объятия. Да и неловко! Действительно, старый пень – и туда же все. Он смущался, а она… Ей все было по барабану! И никаких чужих «мнений» – на все наплевать.

Хорошо плевать в двадцать восемь! В двадцать восемь он тоже плевал. Куда сложнее – когда большая часть жизни позади.

А однажды вышло совсем смешно. В ресторане, на ужине, к нему подошла немолодая женщина в глупой оранжевой шляпке:

– Простите! Вы – Городецкий?

Он растерялся, оглянулся и почему-то сказал:

– Нет. Вы, вероятно, ошиблись.

Но дама не сдавалась, следила за ним и таращилась. Слава богу, исчезла через три дня. Наверное, улетела.

Он диву давался: она, его Анька, жила сегодняшним днем. Ладно – он, в его возрасте долгих планов не строят. А она… Удивительное свойство – уметь быть счастливой здесь и сейчас. Он никогда этого не умел.

А здесь… Здесь была только одна тихая радость. Море, и мы на этом самом море. Солнце, ветерок. И мы лежим на песке. Ночная прохлада и свежая простыня. Запах кофе и вкус терпких маслин, корочка запеченной рыбы, политая лимоном. Белый парус яхты на горизонте. Продавец кукурузы, столетний дед, прожаренный солнцем до черноты и почти высохший. Горы вдали, покрытые чахлым леском. Старуха в черном, словно магрибский колдун, сидящая на табуретке у своего дома и смотрящая внутрь себя. Булыжная мостовая, нагретая за все долгое лето, пробирающая жаром сквозь тонкую кожу сандалий.

Все это и было счастьем.

Накануне отлета в Москву они долго сидели в ресторанчике на берегу, пили белое вино и молчали.

– Спасибо тебе, – тихо проговорила Анна.

Городецкий вскинул брови:

– Мне? Господи, ну ты и сказала! Это я, – он в волнении сглотнул слюну и кашлянул, – это я должен на колени перед тобой упасть. За все. Понимаешь? За то, что ты подарила мне…

Он замолчал, боясь проявить слабость.

– Это ты подарила мне… жизнь, – наконец произнес он, – на которую я уже не рассчитывал.

Она резко встала:

– Я сейчас.

Он закурил, унимая дрожь в руках. Ну и все. Хватит. И так слишком много.

Она вернулась, и он увидел, что она умылась – капли воды еще блестели на ресницах.

– Бросим монетку? – весело спросила она.

Он мотнул головой:

– Нет, зачем? Разве мало на свете мест, где мы еще не были?

У нее дрогнули губы, и она попыталась улыбнуться.

Много на свете прекрасных мест. Очень много. Мест, где люди могут ощутить себя счастливыми. А вот его – мало. Еще осталось мужество это признать. Вряд ли ей хватит. И ему не хватит. Никогда ему ее не хватит. Всегда будет мало.

* * *

В самолете она собралась и мужественно заявила:

– Все, Илюша. Отпуск закончился. Собрались – и за работу. Ты не забыл про Попова и про мою скорую смерть?

Он кивнул:

– Ну, валяй, мучай пенсионера.

И снова замер в ожидании диктофон.

* * *

– Значит, жена твоего отца, веселая Фаечка, уговорила тебя поступать на режиссерский. Так? И вот ты студент. Был ли ты счастлив тогда?

Он не задумываясь громко воскликнул: