Единственный и неповторимый

Издав боевой клич, он поднял ее и положил на середину кровати, сам заполз следом и навис над ней, опираясь на локти. Из-за покалывания во всем теле и огня в крови Джоан чувствовала себя выставленной напоказ, хотя вся ее одежда еще оставалась на ней.

Джоан с трудом сглотнула и улыбнулась. Это была ободряющая улыбка. Малколм стал целовать ее шею и быстро добрался до грудей, которые сладко ныли в ожидании его ласки. Соски воинственно напряглись и уперлись в тонкую шерстяную ткань платья. Губы мужа сомкнулись вокруг одного соска и, сделав паузу, он его резко всосал, отчего тот отвердел еще сильнее. Джоан нежно перебирала пальцами волосы Малколма. Он дарил ей ощущения сильные и незнакомые, и она их полностью принимала. Он дразнил и возбуждал ее, и она, охваченная огнем, желала большего. Его умелые руки, губы и язык лишили ее какого-либо контроля.

Джоан услышала, как рвется ткань – это Малколм избавлял ее от платья, но ей было все равно. Ее кровь кипела. Ничего подобного ей раньше не приходилось чувствовать. Теперь она желала лишь одного – ощутить его обнаженную плоть, прижатую к ее плоти.

Теперь Малколм целовал ее нагое тело, заставляя Джоан дрожать от желания. Только теперь она поняла, что муж имел в виду, говоря о взаимной страсти. В его глазах отражалась яростная одержимость и испепеляющее желание, но их не стоило бояться. Ими надо было наслаждаться.

Джоан позволила ему завести ей руки за голову. Это заставило ее выгнуться ему навстречу, и желание наполнило ее целиком. Она хотела быть ближе. Она нуждалась в этом. Теперь она стремилась испытать ту самую страсть, которой раньше боялась.

С Малколмом. Только с Малколмом.

– Что ты со мной сделал? – задыхаясь, спросила она, чувствуя, что сердце рвется из груди.

– Я только начал, – усмехнулся он, потянувшись губами к ее обнаженной груди. – Я намерен заставить тебя лишиться чувств от наслаждения и попробовать на вкус каждый кусочек твоего совершенного тела.

Выполняя обещание, Малколм стал ласкать рукой ее живот, постепенно опуская руку все ниже и ниже, и, наконец, его пальцы осторожно раздвинули женские складки. Джоан задрожала и закрыла глаза, тяжело дыша и извиваясь от его интимного прикосновения. Когда он стал теребить маленький потайной бугорок, который сладко ныл и пульсировал, она глухо застонала.

Время остановило свой бег. В мире не осталось никого, кроме мужчины и женщины, обнаженные тела которых сплелись на кровати.

– Ты знаешь, что случается, когда играешь с огнем? – спросил Малколм, прокладывая поцелуями дорожку по ее животу вниз. – Можно обжечься. Или даже сгореть.

Джоан застонала, поскольку ее действительно охватил огонь. Она чувствовала его губы на своем теле, и они медленно, но верно спускались вниз. Джоан напряглась, ощутив жар его дыхания там, где только что были его пальцы. Она даже представить себе не могла, что он собирается сделать.

Она затаила дыхание. «Это же порочно». Губы Малколма нежно коснулись завитков, охранявших средоточие ее женственности. Грешно. Его язык раздвинул влажные складки и быстро нащупал самое чувствительное место. «О боже!»

Джоан показалось, что у нее остановилось сердце, и она инстинктивно отпрянула.

– О господи, разве это прилично? – воскликнула она.

– Это больше чем прилично, – прошептал Малколм. – Это чудесно. Если, конечно, ты позволишь.

Открыв глаза, Джоан обнаружила, что Малколм напряженно смотрит на нее, словно хочет убедиться, что она примет все то, что он намерен ей предложить. Она заколебалась, чувствуя, как возвращаются прежние страхи. Ей приходилось слышать рассказы о подобных забавах, но она им не вполне верила и никогда не думала, что сама может в них участвовать.

– Я никогда не сделаю тебе больно, Джоан.

– Я знаю.

– И никогда не позволю себе ничего, что причинило бы тебе неудобство.

– Я знаю.

Она действительно это знала. Ее доверие к нему было абсолютным и безусловным. Он сказал, что это чудесно, и то немногое, что ей довелось испытать, определенно ее заинтриговало. Вздохнув, она расслабилась. И в тот момент, когда язык Малколма продолжил прерванное занятие, она ощутила прилив тепла к нижней части живота.

Умелый язык. Волшебные губы. Глаза Джоан затуманились. Тяжелый жар внизу живота усиливался и в какой-то момент стал почти болезненным, но только это была сладкая боль. Язык Малколма то входил внутрь ее тела, то снова выходил, дразня и возбуждая ее. Ее спина выгнулась, и она издала хриплый крик. Напряжение продолжало нарастать.

Ощущения оказались непередаваемыми. У Джоан не хватило бы слов, чтобы их описать. Она прикусила губу, чтобы удержать крик, но неожиданно ее тело взорвалось. Или это взорвался мир вокруг нее? И она забилась в сладостных конвульсиях.

Малколм продолжал ласкать ее, пока ее дыхание и сердцебиение возвращались к нормальному ритму. Ослабевшая и удовлетворенная, Джоан открыла глаза и с удивлением отметила, что Малколм все еще полностью одет.