Единственный и неповторимый

– Моя мать беременела много раз, – объяснила Джоан, – но все беременности заканчивались выкидышами, или дети рождались мертвыми. Лишь один раз родился очень слабый живой младенец, проживший несколько недель. Я была единственным выжившим ребенком моих родителей, и они буквально носили меня на руках, выполняя все мои желания.

Малколм внимательно слушал.

– Я выросла эгоистичной, хитрой молодой женщиной, и это стало причиной множества несчастий в моей жизни. Хотелось бы избавить Лилиас от такой судьбы.

Джоан опустила голову. В ее словах была горькая правда, но ей было очень трудно признать ее, тем более перед Малколмом.

«Это виски развязало мне язык».

Малколм стиснул зубы.

– Я восхищаюсь моральной силой моей дочери и не позволю отнять у нее это качество.

– Конечно. Сила станет ей опорой, когда она будет взрослой женщиной. Но ее следует обуздать. Девочка должна знать, что непокорность чревата последствиями и ей никто не позволит воплощать в жизнь любой каприз, какой только придет ей в голову.

Какое-то время Джоан казалось, что она не убедила мужа. Потом он глухо заворчал и с силой потер подбородок. Джоан затаила дыхание. Неужели у нее получилось?

– Да будет так, – наконец буркнул Малколм. – Ты будешь заниматься воспитанием наших детей.

– Без вмешательства, – продолжала настаивать Джоан.

– Ссоры между нами не принесут добра никому. Я не стану протестовать против твоих методов. – Малколм расправил плечи. – Пока они приносят результаты.

– От этого выиграют все, и в первую очередь Лилиас.

– Поживем – увидим.

Она выиграла! Джоан сделала над собой усилие, чтобы не засмеяться от радости.

– Ты выглядишь расстроенным, Малколм, а зря. Тобой руководила любовь. Есть что-то очень привлекательное в сильном смелом воине с добрым сердцем.

– Правда? – Его ленивая улыбка едва не ослепила Джоан. – Тогда тебе придется немедленно показать мне, что именно ты имеешь в виду.

Джоан разглядывала мужа с большим сомнением, но его улыбка нисколько не поблекла. Боже правый, ни одна женщина на свете не способна так быстро воспламенить его кровь, как его жена. Желание подталкивало его самоконтроль к пределу, даже когда она орала на него, как торговка рыбой.

Она молчала, предпочитая не отвечать на вызов, что лишь усилило его интерес. Малколм осторожно потянулся – боль в боку еще была довольно сильной. Заплыв в ледяной воде – не самое лучшее упражнение для поврежденных ребер, но незаменим для приведения в норму темперамента.

Он чувствовал свою вину. Следовало убедиться, что Джоан не боится воды, прежде чем бросать ее в озеро. Он считал, что она в безопасности, даже если не умеет плавать, но водоем не обязательно должен быть глубоким, чтобы оказаться роковым. Малколм хорошо помнил историю, которую ему рассказали, когда он был еще ребенком, об одном из членов клана, который утонул, упав лицом в лужу глубиной всего в несколько дюймов.

Разумеется, большую роль сыграло то, что человек был пьян. И Малколм предусмотрительно не поил жену виски до того, как она вылезла из воды.

Благодаря виски, Джоан расслабилась, ее глаза довольно блестели. Правда, Малколм подозревал, что ее удовлетворение вызвано тем, что она добилась своего в споре с ним. Ему было нелегко согласиться, чтобы Джоан воспитывала Лилиас, хотя в глубине души он знал, что это правильное решение.

Джоан наклонилась и протянула ему фляжку. Ворот его туники был расстегнут, и Малколм получил возможность лицезреть ее округлые груди. Они были совершенны. Белая гладкая плоть и торчащие розовые соски.

Он чувствовал прилив крови к чреслам. Фаллос стал большим и твердым. Природа явно насмехалась над ним. В других обстоятельствах он бы ни секунды не сомневался и немедленно удовлетворил свое желание. Но ему требовалось больше, чем быстрая разрядка. Он хотел, чтобы она ответила на его страсть такой же сильной страстью.

Томное расслабленное выражение ее лица подсказало Малколму другой подход. С искушающей улыбкой он взял чулки Джоан, убедился, что мягкая шерсть уже высохла, и расправил их. Потом он взял ногу Джоан и положил себе на колени. Он натянул один чулок на ступню, но не дальше. Потом принялся медленно поглаживать подушечками пальцев ее ногу, сначала до колена, потом вверх по бедру, чувствуя, как ее плоть покрывается гусиной кожей.

Джоан смотрела на него с удивлением, но не делала попыток отстраниться.

– У тебя такие красивые изящные ножки, – сказал он и прижался губами к щиколотке.

Она задрожала. Малколм сделал глубокий вдох, его рука скользнула между ее бедер и коснулась тугих завитков на лобке. Ее глаза изумленно округлились, но она снова не сделала попытки отстраниться.

Очень медленно и осторожно Малколм начал ласкать губами ее ногу, постепенно двигаясь вверх. Его естество болезненно пульсировало. В это было трудно поверить – достаточно одного легкого прикосновения, чтобы все его тело наполнилось теплом и желанием.

Где-то хрустнула ветка. Малколм обернулся, но ничего не увидел. Он замер и прислушался. Ничего.

– Малколм?

– Тише!