Единоборец

На самом деле волосы на ее голове уже начали отрастать. Пока еще это короткий ежик, но через несколько минут они достигнут нормальной длины. Батарея вначале восстанавливает жизненно важные части организма, а уже потом занимается косметическими проблемами. Сейчас кожа Клары гладкая, как у новорожденной. На коже нет ни одного волоска. Брови уже начали проявляться, и лицо приобретает нормальный вид.

Я беру ее за руку и смотрю на ногти. Вместо ногтей – тоненькие пластинки, не прочнее папиросной бумаги.

– Твоя рука очень мягкая, – говорю я. – Я никогда не видел такой мягкой кожи.

Провожу рукой по ее плечу, и ее тело отвечает на это прикосновение.

– Сделай это, – говорит она. – Я знаю, что сейчас не самое подходящее время и здесь не самое лучшее место, но…

– Но для этого лучше всего подходит неподходящее время и место, – продолжаю я и беру ее на руки.

– Куда ты меня несешь?

– Куда угодно, подальше от этого трупа.

Тело старухи все еще лежит на столе. Глаза ее приоткрыты, а лицо искажено гримасой предсмертной муки. Я выхожу в соседнюю комнату. К счастью, здесь есть удобный диван. Я сажу ее себе на колени. Ее губы уже знают, что делать. Они совсем не такие робкие, какими были сегодня утром. Они стали жадными и уверенными. Женщине нужно совсем немного времени, чтобы научиться. Вдруг она отстраняется.

– Как ты думаешь, я могу забеременеть?

– Только не сейчас. Батарея еще не восстановила твою репродуктивную систему. Еще около получаса ты будешь стерильной. Может быть меньше.

– Тогда не стоит терять времени.

Я с ней совершенно согласен. Мы не теряем времени, но надолго ее не хватает. Она встает с дивана, подходит к окну и всматривается во что-то. Потом приносит короткий халат и надевает его.

– Это было хорошо, – говорит она, – хорошо, но я не могу. Я не могу сосредоточиться. Чем больше ты меня целуешь, тем сильнее я отвлекаюсь. Потом я думаю, что не должна отвлекаться, и от этого отвлекаюсь еще сильнее. Я думаю обо всем сразу, и я слишком хочу есть. Есть ведь больше нечего, да?

– Совершенно нечего. Во всяком случае, я не нашел ничего, напоминающего пищу. Я осмотрел все.

– Нюхать надо было, а не смотреть!

– Я нюхал тоже. Но я не понимаю запаха твоей пищи.

– Я думаю вот о чем, – говорит она. – Сегодня я дважды побывала на том свете. Конечно, это всего лишь клиническая смерть, а не настоящая, но я все равно успела кое-что увидеть. Много тьмы, очень много тьмы. И очень выпуклое пространство, очень просторное, но совершенно не пустое. Хочешь, я расскажу тебе, что я видела? Это было так интересно, что я даже не знаю, что думать. И совсем не так, как пишут в этих глупых книгах. Никаких коридоров и потайных комнат. Никаких светящихся шаров и просмотров собственных воспоминаний. Может быть, просто потому, что у меня нет воспоминаний. Но там были люди, и они были живы особенной жизнью. Кажется, смерти и в самом деле нет. Причем в первый раз я видела совсем не то, что во второй. Рассказать?

– Не нужно, – отвечаю я, – это между тобой и Богом.

– Конечно, но я до сих пор не уверена, что он есть. То, что я видела, определенно не было Богом. Тем Богом с большой буквы, о котором постоянно твердишь ты. Ты так крепко в него веришь?

– Я почти не верю в него.

– Тогда это ерунда. И меня волнует еще один вопрос. Что же мне делать, я так хочу есть? Почему я так хочу есть, я ведь уже восстановилась?

– Наверное, не до конца.

– Наверное, не до конца, – соглашается она. – Так вот, я не понимаю одной важной вещи. Можно спросить?

– Спрашивай.

– Я проиграла, как ты понимаешь. Как ты смог меня победить? У тебя не было шансов. Фемида все просчитала. Ты был зависим от меня и полностью подчинен моей воле. Я могла приказать тебе все, что угодно. Всякое сопротивление было исключено. И вот я лежу здесь, здесь с тобой, голая, занимаюсь любовью на этом диване, который был предназначен совсем для других целей, ты даже не представляешь, для чего. Я сейчас согласна идти за тобой куда хочешь и делать все, что ты попросишь. Как это могло случиться? Как из раба ты превратился в хозяина? Это ведь не просто потому, что я в тебя влюбилась и потеряла голову. Как ты этого добился?

– Ну, это сложно рассказать.

– А ты попробуй. Ты делал и более сложные вещи.

– Хорошо, – говорю я. – Тогда слушай. Вначале я еще не знал, что мне делать. То есть, я ни на минуту не сомневался, что у меня есть возможность победить, просто пока не видел такой возможности. Но если ты не видишь вещи, это не значит, что она не существует. Этому меня научили еще в детстве. Возможность победить есть всегда. Потому что победа создается не мышцами и не оружием, победа рождается в нашем мозгу – а это такая вещь, которая принадлежат нам и только нам.