Эдера 2

Разумеется, его пиджак так и остался висеть на спинке стула...

Чем незамедлительно воспользовался Джузеппе Росси — дождавшись, пока Андреа с девицей растворятся, толпе танцующих, он незаметно полез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда все содержимое — бумажник, документы и кредитную карточку — так, что теперь личность Андреа установить было невозможно...

После того, как танец закончился и Андреа, как я водится, поблагодарив, проводил даму к тому самому месту, где она сидела, Джузеппе обратил внимание на мертвенную бледность лица синьора Давила — это означало, что таблетка начала дебетовать.

«Ну, наконец-то,— подумал Росси удовлетворенно, — конечно же, без нарушения закона тут не обошлось, граф, если узнает, будет недоволен... А впрочем, может быть — и доволен. Ведь тут такая ситуация, когда конечная цель оправдывает средство. А к тому же — как он это сможет узнать? Андреа ему ничего не скажет, долго ничего не скажет, я — тем более, а сам синьор Отторино дель Веспиньяни, насколько я знаю, не очень охоч до подобного рода заведения, он никогда не опускался до третьеразрядных портовых кабачков вроде этого...

Девица, допив вино, посмотрела на Андреа и тут же воскликнула:

Да на тебе просто лица нет! — она внезапно перешла с ним на «ты».— Синьор, да тебе плохо, я тебя сейчас провожу!

И действительно, руки и ноги, все тело Андреа в один момент сделалось точно ватным; перед глазами поплыли радужные пятна, все голоса сливались в какой-то неопределенный шум, голос и девицы, столь надоевшей ему за сегодня, и Джузеппе доносились будто бы из-под земли...

Он послушно поднялся.

— Что? — спросил Андреа, непонимающе посмотрев на девицу.

— Я тебя провожу... — произнесла она, — сейчас поехали ко мне, отдохнешь, отоспишься...

И она бросила многозначительный взгляд на Джузеппе — мол, все идет так, как ты и хотел, так что готовь еще полмиллиона лир.

Тот сделал успокоительный знак рукой — дескать не волнуйся, отдам.

— Мне плохо, — прошептал Андреа.

— Я ведь говорил — не надо было пить ром после мартини, — покачал головой Росси, — а вы, синьор, меня не послушали...

— Вот-вот, — в тон ему произнесла девица.

— Послушай, а где ты живешь? — спросил Джузеппе у проститутки.

— А тебе это для чего?

— Я занесу тебе деньги сам, — произнес Росси. Немного подумав, девица дала Росси адрес гостиницы, в которой снимала номер.

— Ну, вот и хорошо,— ответил Росси,— а теперь — делай то, что тебе говорил...

— В номер?

Секретарь дель Веспиньяни утвердительно наклонил голову и произнес:

— Да, в номер... Через час я к тебе заеду... Когда девица, поддерживая обессиленное тело Андреа ушла, Росси, выждав полчаса, поднялся, расплатился и направился к телефону.

— Алло, полиция?

— Да, — послышалось из трубки.

— Разыскиваемый вами преступник Альберто Барцини находится в гостинице «Венеция», в семьсот семнадцатом номере, — деревянным, будто бы не своим голосом произнес в трубку Росси.

— А кто это говорит?

— Это не столь важно. Друг правосудия и законности, — тут же нашелся Джузеппе, — он скрывается у одной местной проститутки...

И повесил трубку.

Не стоит, наверное, и говорить о последствиях того звонка, полиция Палермо, которая всегда славилась в Италии своей расторопностью (как же — один из самых криминогенных городов страны!), уже через пять минут была у здания гостиницы «Венеция». 

 Полумертвую от страха девицу в одном только нижнем белье, не дав ей даже одеться, втолкнули в «альфу-ромео» карабинеров и повезли в квестуру.

Вторая машина — бронированный зарешеченный фургон — мчал в квестуру Андреа — карабинеры были убеждены, что перед ними — Альберто Барцини, один из самых опасных мафиози Юга Италии, на счету которого — масса убийств, торговля наркотиками, нелегальный экспорт капиталов, контроль за содержанием публичных домов и многое-многое другое...

Однако Андреа, он уже — синьор Альберто Барцини был в полнейшем беспамятстве, и полицейский комиссар посчитал за лучшее, поместить его в тюрьму...

Камера, в которую поместили Андреа Давила в городской тюрьме Палермо, была не очень велика, однако имела два несомненных преимущества перед другими: во-первых, от коридора, по которому ходили надзиратели, ее отгораживала не металлическая решетка, как в остальных камерах, а во-вторых — она была оборудована хорошим телевизором.

Такие камеры предназначались, как правило, только для элиты преступного мира; впрочем, Андреа просто не мог этого знать, потому что еще никогда не бывал в тюрьме...

Проснувшись на следующее утро, он долго и удивленно смотрел на зарешеченное окно, на запор, после чего, с трудом поднявшись, подошел к двери и постучал. Тут же появился надзиратель.

— Что тебе?

— Простите, синьор, — произнес Андреа едва ворочавшимся языком, — простите, но что это?

Надзиратель ухмыльнулся.

— Городская тюрьма Палермо, синьор Барцини.

У Андреа, несмотря на его более чем отвратительное самочувствие; глаза от удивления поползли на лоб.

— Тюрьма?

— Да, тюрьма.

— А что я такого натворил?

Надзиратель, выразительно повертев у виска пальцем, отошел на коридор, оставив нового заключенного в глубокой задумчивости.