Эдера 2

Джузеппе изобразил на своем лице притворное удивление, смешанное с некоторой обидой.

— Нет... А почему вы меня об этом спрашиваете?.. Разве вы и сами не знаете, не представляете, какой последует ответ?.. Конечно же — нет! Я просто хотел пригласить вас, так сказать, на экскурсию, для общего развития, что ли... Бели бы я пригласил вас куда-нибудь... — он замялся, подыскивая нужное выражение,— ну, допустим, на экскурсию в зал дегустации вин, это бы разве значило, что я — алкоголик? Конечно же, я не люблю ни девиц, ни абсент...

Посмотрев на Джузеппе пристальным взглядом, Андреа ответствовал:

Знаю. Потому и спрашиваю...

Значит — понятно...

— Да.

Однако Джузеппе, видимо показалось, что его не поняли или поняли не так, как нужно, И потому он принялся объяснять более подробно:

— Просто все эти кабачки, все эти заведения — своего рода экзотика. Так сказать — портовая экзотика. А неужели можно хоть раз побывать в Палермо и не увидеть всего этого?.. Да,— продолжил Росси свою мысль,— можно быть воплощением супружеской верности и кристальной честности, однако в подобные заведения можно идти не обязательно для того, чтобы...— он щелкнул пальцами в воздухе,— чтобы найти какое-нибудь свинство...

— А так — для экзотики?.. — с серьезной улыбкой поинтересовался Андреа.— Стало быть, мы зашли сюда для новых впечатлений?

Джузеппе согласно наклонил голову

— Именно.

А Росси уже замедлил шаг — потому что как раз через несколько метров призывно светятся яркие огни какого-то бара — видимо, самого низкого пошиба; впрочем, тут, в портовых кварталах, таких было большинство.

Андреа со своим спутником вошли в этот первый попавшийся на их пути бар, низкий и душный, и оглянулись по сторонам с таким видом, будто бы надеялись тут найти каких-то хороших знакомых.

За столиками сидели в основном матросы да еще падкие да подобной «экзотики» туристы.

Постояв немного, Андреа со своим спутником слегка покачиваясь от табачного угара, пробрались между стульями, то и дело задевая какого-нибудь посетителя — Андреа, впервые попавший в такое место, и потому внутренне немного робея, все время извинялся, виновато улыбаясь при этом, и наконец подошли к открытой стеклянной двери, ведущей во второй зал.

В небольшом уютном зале — не столько многолюдном, как первый зальчик, через который они только что проходили, казалось немного прохладнее, чем на вечерней, раскаленной августовским солнцем улице.

В этот вечер и тут было довольно многолюдно. Женщины со своими кавалерами (среди последних было множество туристов) сидели на высоких табуретках у стойки, уединялись за столиками, на которых по-домашнему горели неяркие лампы в зеленых абажурах, стояли в проходах, пили очень хорошее вино местного производства, неспешно курили и весело болтали о чем- то своем. 

Посетители неспешно уселись на широкую, обитую тонкой кожей скамью, которая шла вдоль стены под зеркалом; предусмотрительный Джузеппе намеренно сел против двери — не только, чтобы таким образом ловить каждое дуновение ветра, который в эту жаркую и влажную сицилийскую ночь казался единственным спасением, но и для того, чтобы видеть каждого входящего в этот бар.

В этот момент магнитофон, стоявший в баре, неожиданно замолчал; несколько секунд раздавалось легкое шипение ленты, после чего бар наполнился приглушенными звуками тишины,— в этом было что-то очень и очень неприятное, почти зловещее — во всяком случае, так почудилось самому Андреа.

Спустя минуту бармен поставил очень спокойную музыку — старые-старые песенки шестидесятых годов в исполнении молодого еще Робертино Лоретти.

Андреа почему-то было очень неудобно — и не только потому, что он впервые, наверное, за свою жизнь попал в подобное заведение, весьма специфическое, но и потому, что он вдруг почувствовал себя виноватым перед Эдерой — ведь она тоскует без него, она его любит, ждет, так же, как и он ее, а вместо этого он, Андреа, вынужден «убивать время» таким вот пошлым образом. 

И, словно желая сбросить с себя неожиданно охватившее его оцепенение, наклонил голову и стал сосредоточенно изучать бело-голубой шахматный рисунок мраморного пола, который напоминал доску для игры в «мельницу», некогда популярную в Италии настольную забаву. Правда, посреди голубые квадраты образовывали косой крест, а для этой игры он был явно ни к чему.

Спустя ровно минуту перед появившемся посетителем вырос официант.

Заученно улыбнувшись, он спросил:

— Чего бы вам хотелось?..

Инициативу взял в свои руки Росси. Он на какое-то мгновение задумался, после чего произнес:

— Наверное, рома... — после чего обернулся к своему спутнику. — В вы, синьор, что хотите?

Андреа вздохнул — он понимал, что прийти сюда и ничего не заказать было бы неприлично.

— Наверное, мартини,— сказал он, — только холодного... Ведь такая жара...— Немного подумав, он добавил: — Да, пожалуй мартини... С удовольствием бы выпил чего-нибудь холодного...

Официант, слегка наклонившись, очень вежливо поинтересовался:

— И все?

— Все.

Спустя несколько минут официант принес заказ и, пожелав посетителям приятно провести время, удалился.

Джузеппе поднял стакан.