Эдера 2

После танцев гости, очень довольные такой выдумкой хозяина, расселись к столам — на этот раз я официанты были одеты в костюмы того времени, и, что самое главное — даже кушания были не только изготовлены по старинным рецептам, но я сервированы на столе именно так, как делалось это в шестнадцатом веке.

А Андреа строил самые разнообразные догадки, но так и не мог понять причину такого странного, на его взгляд, предложения...

ГЛАВА 5

Наступило время прощаться.

Гости, один за другим, оставив на своих местах тарелки и разнокалиберные бокалы с недопитыми винами и ликерами, поднялись со своих мест и, подойдя к хозяину, принялись благодарить его за прекрасный вечер — не спеша, с чувством — по обыкновению людей праздных и знающих толк в подобном времяпровождении.

Отторино, кутаясь в длинный плащ, который услужливо накинул на него Росси, проводил их до трапа.

— Гостиница к вашим услугам,— произнес он,— номера оплачены заранее. Но если какие-нибудь проблемы — звоните моему секретарю,— он кивнул в сторону улыбавшегося Росси.

— Спасибо, спасибо,— принялись благодарить гости, — еще раз спасибо, синьор дель Веспиньяни...

Когда последний человек сошел с трапа, Отторино кивнул двум матросам — те живо заволокли трап на яхту.

Он достал из своего любимого портсигара сигарету я, облокотившись о перила, закурил.

— Поразительно,— пробормотал Отторино,— просто поразительно...

— Что вы говорите? — некстати вступил в беседу стоивший рядом Росси.

— Нет, как она все-таки похожа,— продолжал дель Веспиньяни, обращаясь, конечно же, не к своему личному секретарю, а только к самому себе,— нет, как она все-таки похожа...

— Похожа?

— На Сильвию... Да, на мою покойную Сильвию,— голос его при упоминании о покойной жене в одночасье зазвучал как-то очень тускло.— Я просто никогда бы не поверил, если бы сам не увидел... Просто необыкновенная игра природы,— добавил Отторино.

— Я и сам заметил,— вновь произнес Джузеппе из-за спины патрона, — но только...

Граф резко обернулся.

— А-а-а, ты еще тут? Ты что-то сказал?

— Вы изволили говорить со мной,— вежливо произнес Росси.

— Я говорю сам с собой, Джузеппе, и тебе только показалось, будто бы я разговариваю с тобой,— недовольно поморщился граф.— На самом деле я говорю сам с собой. Мысли вслух. Ты ведь знаешь, что я иногда могу себе это позволить?

— Извините... Но я тоже подметил, что эта синьора, с которой вы так долго беседовали, очень похожа на вашу покойную супругу, упокой ее душу Мадонна и святой Франциск,— с чувством, столь характерным для уроженца портовой части Неаполя произнес Росси.— Только...

Отторино нахмурился.

— Что — только?

— Только ваша супруга все-таки была красивее... — нашелся тот.

Непонятно почему, но в этот самый момент на Отторино нашла вспышка гнева — наверное, потому, что этот маленький и суетный человечек, этот Джузеппе Росси полез совсем не туда, куда следовало — в воспоминания дель Веспиньяни, в его чувства к покойной (все, что было связано с Сильвией, давно стало для Отторино святым).

— Послушай,— сурово сказал граф, стараясь не взорваться,— послушай, что-то в последнее время ты что-то очень много себе позволяешь... Не забывайся, Джузеппе, где я тебя взял, с какого дна извлек, и куда ты в любой момент можешь быть отправлен обратно!

Росси сконфузился.

— Извините, синьор...

— Джузеппе, мне кажется, что будет лучше, если ты пойдешь вниз, и проследишь, чтобы там прибрали все как следует...

— Хорошо, хорошо...

Росси за долгое время службы у дель Веспиньяни достаточно неплохо изучил нрав своего хозяина — он видел, что еще одно невпопад сказанное слово, и патрон может не на шутку вспылить.

А потому, пробормотав напоследок какие-то извинения, отправился вниз.

Отторино докурил сигарету почти до самого фильтра, после чего, бросив окурок в черную воду, тяжело вздохнул и последовал в каюту.

— Поразительно... — бормотал он, спускаясь по ступенькам,— удивительно...

Уже светало.

Восток мало-помалу, незаметно розовел, за изломанным силуэтом города рдел край неба, и в каюте становилось все светлей и светлей.

Граф тяжело опустился в кресло, и погрузился в тишину своей каюты — уютной, со вкусом обставленной, но тем не менее — совершенно чуждой ему.

Какое-то время он просто переводил дыхание после продолжительных бесед с гостями: все труднее и труднее становилось ему поддерживать оживленные, веселые застольные разговоры, скрывать свою печаль. Теперь, после празднества, Отторино мучил страх.

С напряженным вниманием вслушивался он в хрупкое равновесие своего организма, казалось, что зловещая враждебная сила вот-вот нанесет ему неотвратимый удар и сомкнется над ним черная глухая пучина тягостного недуга, имя которому — смертельная тоска.

Отторино, взяв со стола портрет Сильвии, еще раз внимательно посмотрел на него.

— Удивительно, — произнес он, — никогда бы не поверил...

В этот самый момент на столе зазвонил телефон.

Дель Веспиньяни поднял трубку.

— Алло?

Звонил тот самый Адриано Шлегельяни, которого граф беспокоил несколькими часами ранее.

— Доброе утро. Не разбудил?

Отторино поморщился.

— А я и не спал.

— Бессонница?