Эдера 2

— Это я потом, после ее смерти понял, что был жестокосерден по отношению к ней... Это я понял только тогда, когда потерял ее. Так всегда: имеешь — не ценишь, потеряешь — плачешь,— заметил он.— А ведь все могло бы быть по-другому... Совсем по-другому. А потом ее не стало... — граф понизил голос.— И я все эти пять лет не знал ни минуты покоя. Вы думаете, Андреа, зачем я живу на яхте? — спросил он, посмотрев на собеседника.

Не ответить на этот вопрос, скорее — риторический, было неудобно, и потому Андреа произнес:

— Честно говорят, я иногда задавал себе такой вопрос... Ведь у вас есть прекрасное палаццо, кроме того, столько домов — по всей Европе.

— Я скажу вам, почему я не могу жить ни в одном из них,— ответил граф, вздохнув. — Ведь в каждом я хоть день, хоть два жил с Сильвией... И все, что там есть — начиная от обстановки и заканчивая, наверное, самой атмосферой — все это напоминает мне о тех днях, когда мы были вместе с Сильвией, когда мы были счастливы, точней — могли бы быть и поныне...

«Да, Стефано, наверное, оказался прав — дель Веспиньяни трудно оценить однозначно,— подумал Андреа,— интересно, знает ли он о том, что Сильвия не погибла в автомобильной катастрофе, а наложила на себя руки? Знает, наверное... И как тяжело ему, как ему больно это сознавать!..»

Неожиданно Андреа стало очень жаль дель Веспиньяни. Он с сочувствием посмотрел на человека, который вот уже пять лет не может обрести желанный покой.

А тот, словно не замечая присутствия Андреа, продолжал рассказывать:

— А потому я и купил эту яхту, и поселился на ней. Я пытался создать какой-то свой, выдуманный мною же мир, и в какое-то время мне казалось, что я преуспел в этом. Но теперь я понял — это была только иллюзия, жалкая попытка бегства от самого себя. Я понял это только теперь... И все эти пять лет я думал, как, как мне искупить свою вину перед ней? Что, что я должен сделать?

Отторино замолчал, надолго. Затем, отвернувшись к окну, что-то пробормотал; Андреа не расслышал его слов, но ему показалось, что граф сказал:

— Но теперь я знаю, как искуплю свою вину...

Впрочем, это ему, скорей, только показалось...

В тот же день Манетти отправлялся назад, в Ливорно. Он был очень доволен собой: теперь, после разговора с Франческо и Лючией многое становилось на свои места.

Во-первых, было совершенно очевидным, что Андреа не мог провести тот вечер у проститутки — впрочем, сыщик и без того ни на секунду не сомневался в порядочности своего друга.

Во-вторых, стало понятным, как Андреа очутился в «Венеции», а также то, почему он не запомнил этого: все решила та проклятая таблетка, которую Росси дал «Лошадке», и которая растворила ее в стакане с вином.

В-третьих, у сыщика возникли смутные подозрения, что Росси действовал не по своей воле — ведь у него не было смысла подставлять Андреа.

«Видимо, он исполнял чье-то поручение,— размышлял Манетти, задумчиво глядя в иллюминатор, — но чье, хотел бы я знать!..»

Неожиданно Манетти овладело какое-то странное чувство, которое раньше он в себе никогда не ощущал — чувство внезапной и полной оторванности от людей, оставшихся на земле.

«Точно во всем мире остались только мы — пассажиры да пилот, и нам уже нет никакого дела до тех, кто внизу, а им — до нас,— подумал он, но тут же мысленно поправился: — нет, они думают обо мне, я нужен им... А они — мне... Ничего, я сделаю для Андреа и Эдеры все, что только в моих силах... Обязательно сделаю».

Ровно урчали мощные моторы «аэробуса», стюардесса разносила закуски, легкое вино и прохладительные напитки; одни пассажиры дремали, другие закусывали, третьи что-то читали.

Но сыщику теперь было не до чтения: надо было решить, кто же руководил Росси.

«Нет, наверняка тут все не так просто,— думал Манетти,— ведь, если верить синьору дель Веспиньяни, его личный секретарь оказался прожженным проходимцем. Ну, допустим, так оно и есть. Отторино не знал о той истории с таблеткой — по словам Андреа, граф совершенно убежден, что сам Андреа провел вечер с Лючией. А может быть — делает вид, что убежден? Но зачем?..»

Манетти кольнуло какое-то острое предчувствие: ему вдруг показалось, что он находится у самой разгадки этих странных и драматических событий.

Однако в цепочке его рассуждений не хватало несколько звеньев, и сколько Манетти не ломал голову, он так и не смог домыслить их самостоятельно.

И в самом деле — для чего Джузеппе Росси все это устроил?

Только ли для того, чтобы завладеть кредитной карточкой, деньгами и документами Андреа?

Если это действительно так — то для чего же тогда, спрашивается, было затевать такой сложный спектакль? Ведь налицо лишние звенья — это посещение бара, эта проститутка «лошадка»... К чему ему потребовались лишние свидетели — тем более, что можно было бы обойтись без них? Тем более, что выкрасть деньги и кредитную карточку у такого доверчивого человека, как Андреа, проходимцу Джузеппе Росси не представляло большого труда.

Непонятно.

Дальше: документы, деньги и карточка после возвращения Росси в Ливорно оказываются у дель Веспиньяни.