Рентон
Это так расслабляет… на самом деле я уже дохуя лет так не расслаблялся! Просто нифига не делать, а твои мысли медленно разворачиваются и блуждают.
Викки… почему она так затихла в последние несколько дней… не отвечала на мейлы и эсэмэски… как будто я в чем-то перед ей провинился. Чё я, блядь, такого сделал? Не могла ж она залететь, после того как презик лопнул, у нее ж были месячные, и по-любому она сразу ж закинулась противозачаточным.
Она знает за Марианну? Могла она просечь?
Марианна набрехала, чё ни с кем не еблась, – она сто проциков оттрахала зятя Больного. Ну и, ясный перец, самого Больного. А кого еще?
Блядь, через эти соломинки тока тонкие струйки воздуха… Ничё не слышно и не видно…
БЕГБИ!
Я у него в руках! Он может прямо щас просто перекрыть мине нахуй доступ воздуха!
Чё за нах… остынь…
Как в кинчиках говорят: если б пиздюк хотел меня угондошить, я был бы уже трупаком…
Сохраняй, блядь, спокойствие.
Ебаная шишка зудит, но не можу почухать: я ж, сука, не в курсах, а вдруг кто-то, блядь, смотрит…
Спад
Прикол, но сперва все начиналося как бы мазово, хотя щас как бы жесть наступает: у меня ж одну ноздрю чисто заклинило, типа, а потом чисто забило, типа от всего этого марафету и соплей… ой, блин… вторая… подымаю вверх руку… не можу дышать!
Спасай миня, Франко!
Не можу дышаааать…
Фрэнк Бегби все еще говорит по телефону с Мартином, но переводит беседу с подходящих мест для лондонской выставки на свою сферу интересов:
– Ежли бы Эксл Роуз увидал этот блядский каталог, то сходу бы со Слэшом подписался. Просто впарь ево евойным людям.
– Хорошо, я отошлю каталог его руководству, а также записывающей компании.
– Набери компашке Лиама Галлахера и компашке Ноэла Галлахера тож. И парням с «Кинкс», братьям Дэвис. В музыкальном бизнесе есть же огромный рынок, куда мы даж не начали выходить.
– У меня это под контролем. Но, Джим, я волнуюсь насчет времени, да и заказы сыплются.
– У миня вагон времени.
В мастерской ослепший, оглохший и потерявший обоняние Дэнни Мёрфи в ужасе встает с табурета, дергая за глыбу застывшей мокрой смеси из гипса и бетона, в которую заключено его лицо. Он натыкается на Марка Рентона. Испуганный навалившимся весом и ощущением, будто грохнулся с табурета и шлепнулся на пол, Рентон рефлекторно хватается за воздух и по чему-то лупит. Ощутив увесистый удар в бок, охваченный паникой Саймон Уильямсон поднимает руки, пытаясь снять тяжелый предмет с лица.
Фрэнк Бегби слышит глухие удары, звуки потасовки и резко заканчивает звонок. Он возвращается в мастерскую, погруженную в хаос. Раскинув руки и ноги, Спад лежит сверху на Рентоне, тот отбивается, а Больной рухнул на тележку. Франко хватает огромные кусачки из нержавейки, вырывает кусок гипсобетона сбоку от шеи Больного, разламывает глыбу, освобождая его благодарное лицо, и Больной набирает в легкие воздуха.
– Еб… ебаный в рот… что стряслось?
– Какой-то пиздюк решил херней пострадать, – говорит Фрэнк, и его голос наводит на Больного ужас.
Это почти знаменует возвращение того, кого они страшно боялись, чье грозное присутствие ощущалось, но пока еще не было подтверждено. Больной читает это в глазах, которые изучают латексную маску, затем Франко переводит взгляд на отпечаток в откинутой глыбе и убеждается, что форма затвердела.
– Хорошо… – урчит Фрэнк Бегби, втягивая в себя воздух и, похоже, плавно переключаясь обратно в режим «художник Джим Фрэнсис».
Франко стягивает с Марка Рентона почти невесомое тело Спада. Падает на колени и производит над Рентоном ту же операцию, что и над Больным.
– Снять это с него? – спрашивает Больной, протягивая руку к глыбе, покрывающей лицо Спада Мёрфи.