Джессика

«Между нами не должно быть недомолвок, — думал он. — Надо объяснить ей, что любовь не требует клятв — там, где она есть, они не нужны, там, где они нужны, ее уже нет, а стало быть, и в поддержании ее видимости уже нет смысла. Да, я сказал ей, что никогда ее не брошу, но это было то, как я чувствовал себя в тот момент, а не нерушимое обязательство на всю вечность…» Но он догадывался, какую реакцию вызовут подобные объяснения: «Значит, ты собираешься меня бросить? Значит, ты ничем не лучше Карсона?» «Да нет же, — мысленно возражал он, — я и сейчас хочу быть с тобой, но важно, чтобы это было именно свободное желание, а не обязанность! Обязанность убивает желание!» Но и на это она может ответить: «Значит, ты пытаешься заранее выстроить себе путь к отступлению? Чтобы уехать на это свое Космическое Побережье и больше не возвращаться ко мне? Ты вел к этому еще вчера со своим „там видно будет“?» Он может, конечно, сослаться и на то, что сама она ему никаких обещаний не давала, а это неравноправие, но если она тут же поклянется никогда его не оставить, это будет еще хуже… Малколм не мог придумать, как убедить Джессику освободить его от опрометчиво данного обещания, чтобы при этом она не сочла, что он хочет таковое нарушить. «Зачем тебе право, которым ты не собираешься пользоваться?» — ну да, формальная логика, и ответ «из принципа!» звучит не очень убедительно. Потому что, да, если говорить откровенно, он допускает, что когда-нибудь воспользуется этим правом, и, возможно, еще при жизни — но это совсем не значит, что он хочет сделать это сейчас! Они будут вместе столько, сколько им будет хорошо друг с другом — обоим, иначе это бессмысленно. Джессика умная девушка, она же должна понимать… но разве не так же рассуждал и Карсон? Конечно, он променял чистые отношения с Джессикой на сексуальную грязь с другой, чего Малколм уж точно делать не собирался (и в этом он и впрямь готов был дать клятву на всю жизнь) — но достаточно ли критично для Джессики это различие? Или ей не столь уж важно, куда и к кому может уйти ее парень — да хоть в монастырь, главное, что он уйдет от нее? И она снова останется совсем одна там, где так одиноко, как не может вообразить ни один живой…

Погруженный в эти мысли, Малколм сам не заметил, как дошел уже почти до скамейки.

Внезапно он вспомнил, как накануне практически на этом же месте его перехватил Брант — и остановился, пристально вглядываясь в темноту между деревьями, кое-где прорезанную косыми бледными лучами поднимающейся на востоке луны. Но, кажется, на сей раз — насколько можно было различить в переплетении лунных теней — никто не поджидал его в засаде. «Надеюсь, Рик, ты тоже больше сюда не сунешься, для твоего же блага», — подумал Малколм и зашагал к скамейке, так и не придумав, что именно скажет Джессике.

Но не беспокойство об этом, а некая иная смутная тревога заставила его остановиться во второй раз, когда он уже обогнул дерево, чья крона окончательно обрела цилиндрическую форму. Тень, понял он. Тень под самой скамейкой была слишком уж густой…

И, стоило ему подумать об этом, как подозрительная тень зашевелилась и резким движением выбралась из-под скамейки, позволив луне осветить себя.

— Ты…! — возмущенный голос Малколма пресекся, когда лунный свет сверкнул на полированном металле изогнутого ножа с хищным острым концом. С опозданием юноша понял, что так и оставил собственное оружие в рюкзаке, хотя думал прошлой ночью, что надо будет переложить его во внутренний карман куртки… Впрочем, после последнего утра он думал, что больше не увидит Бранта.

Он ошибся.

— Спокойно, — хрипло произнес Брант, поднимая левую руку; в правой он по-прежнему сжимал нож. — У тебя есть с собой мобильник?

— Да! — ответил Малколм и сунул руку в карман. — И я прямо сейчас звоню в полицию, если ты немедленно не уберешься!

— Не сейчас, — криво усмехнулся Брант; теперь уже не только брюки, но и вся его одежда была в грязи, что его, похоже, совершенно не заботило. — Чуть позже. Ты в самом деле думаешь, что меня еще можно напугать полицией?

Малколм попятился. «Он спятил, — мелькнуло в голове у юноши. — Ему уже действительно нечего терять, вот и…»