Дыхание в унисон

— Хватит кипятиться, у меня уже все закипело, я даже чай успела заварить, давайте к столу, пока не остыл. И пирог с черникой к чаю.

Покой в доме восстановлен, чай разлит по чашкам, только папа пьет, как всегда, из стакана с подстаканником. И по комнате разливается умиротворение, да так густо, что я его просто чувствую на ощупь, как можно почувствовать тополиный пух или горький аромат черемухи.

А утром мы вместе с сестрой спускаемся к реке, рано-рано, пока никого нет. Только я не купаюсь — я однажды, когда Лина еще в Киеве была, полезла поплавать в незнакомом месте — знакомое кто-то занял, — так топориком и пошла ко дну, там воронка оказалась, еще с войны. Меня лодочник за косу вытащил, я плавать так и не научилась, мне довольно на бережку посидеть. А сестричка моя — как рыбка! Вот и бегаем вдвоем каждое утро к воде. А потом уже завтрак, зубрежка текста роли, мы с мамой обедом заняты — у меня же каникулы! Но я иногда успеваю реплику подать по ходу пьесы — я ведь их все уже наизусть запомнила, пока Лина учила, могу в крайнем случае подсказать слова.

Сказать, что сестра с самого начала свято верила в свое будущее, — значит ничего не сказать! Надо знать этот характер. Однажды Лина сказала себе:

— Будет так.

И с этого момента все другие возможности, все другие дороги были вычеркнуты, стерты, утратили смысл для дальнейшего рассмотрения. Скажете — фанатизм? Возможно. Но можно и по-другому назвать — верность идее, и это не самая плохая черта характера. С этого момента она начала осуществление своего грандиозного проекта под кодовым названием «строительство собственной жизни».

Потом-потом, много десятков лет спустя, она уверенно скажет: «Я свою жизнь придумала сама!»

Не просто придумала — реализовала свой замысел.

Свет зажегся в самом начале тоннеля. На долгие годы.

Под флером времени

— Сестрена, это ж сколько мы не виделись, целую жизнь! Почти год, наверное. Как же это неправильно, чтоб близкие, самые близкие люди жили так далеко! Ты должна вернуться в Москву! Просто должна!

— Родная моя, вот я уже и вернулась. Правда, через неделю мне обратно возвращаться, семейная труба зовет. Вот если бы ты перебралась к нам — это было бы замечательно. Ты была бы не одна, в семье, с самыми родными тебе людьми. И Петя тебя любит не меньше, чем меня. А ведь он уже серьезный специалист, врач с именем. И дочери его вполне самостоятельные люди, у обеих университетское образование, для всех есть жилье, все рядом. И бросать для этого никого не надо, не то что у меня.

— Как это никого! Москву бросить? Малый театр бросить? Наконец, Россию мне бросить?! Ты рот не криви, я манией величия не страдаю. Понимаю, и Россия без меня обойдется, и Малый театр вряд ли заметит отсутствие, это ведь я от них отдалилась, не они от меня. Но вот уеду я к тебе — и что дальше? Вы все там как-то задействованы, работаете, кому надо — учатся. А мне кем стать? Приживалкой? Россия меня навестить не прилетит, как ты прилетаешь. И вообще, ты меня с толку не сбивай. Я у себя дома, знаю, где вход, где выход. Где тупик — тоже знаю. А ты там у себя?

Весь этот диалог происходит в автомобиле, я только что прилетела из Израиля, живу там на тот момент уже почти три десятка лет, работаю в русской газете чуть ли не с первого дня по приезде, прилетаю к сестре, как только жизнь позволяет. Едем из Шереметьево домой, в Леонтьевский переулок. Москва, как всегда, в пробках, пока доедем — все успеем обсудить. Зря я так сразу того же быка за те же рога ухватила, на этой теме у нас всякий раз споры. Но сестричка моя еще раз доказала, что она старшая, значит, умнее. Сменила тему:

— Ты даже представить себе не можешь, какой тебя ждет сюрприз! Вот напряги память, вернись назад — на сколько лет? Сейчас у нас 2013-й? Выходит, 13 лет в этом столетии и плюс примерно полвека в двадцатом. Ты помнишь мою первую роль в Вильнюсском театре?

— Конечно, помню! Тогда весь город гудел, такой успех был! Меня поймал в университетском коридоре наш завкафедрой русского языка, полчаса выражал свое восхищение, и это тебе не хлыщ какой-нибудь, профессор, инвалид войны, Серафим Михайлович Потапов, замечательный лингвист, один из самых любимых наших преподавателей. А еще мама с папой тогда купили гигантский букет хризантем цвета меда и прятали у соседки, чтоб ты раньше времени не увидела!

— Подожди, это ты мне все про закулисные дела рассказываешь. Ты лучше вспомни спектакль, кто был моим партнером. Или забыла?

— Да помню я прекрасно, очень часто твоим партнером на вильнюсской сцене был Лев Васильевич Иванов, я спустя много лет увидела его в фильме «Звезда пленительного счастья», обрадовалась, как будто родственника встретила! Замечательный артист московской школы, его потом во МХАТ пригласили, в начале шестидесятых. А в том первом, для тебя премьерном спектакле, арбузовской «Тане», у тебя два партнера были из двух составов — это, если я не ошибаюсь, Владимир Кутянский и Ефим Байковский, ты еще тогда просила присмотреться к ним, как будто я в этом что-нибудь понимала.