Дыхание в унисон

Что тогда пережила Лина! Хотела даже уйти из жизни. Маму пожалела. А шрам остался. Нет, не на лице, не на шее — на сердце. Много прошло времени, пока шрам этот укрыли другие следы жизни. Каждая душевная рана оставляет рубцы, не все умеют их прятать. Сестричка моя, бедняжка, двойной удар получила: любимый мало того что бесследно пропал, еще и врагом оказался — она ведь тогда не умела не верить власти, да и позднее не особо научилась. Ей официально сообщили, что он враг. И она растерялась. Если ее любимый — враг, то кто же она?

Время бежит быстро, и вот Лина, уже совсем взрослая, студентка вымечтанного института, сидит над водой на травке, вспоминает пережитое. Это было прекрасное, трудное, голодное время. Как хорошо, что было. Как отрадно, что прошло.

Она с изумлением признается самой себе: действительно прошло, не болит. Но помнится во всех деталях. Страсти превращаются со временем в жизненный опыт. Сколько всего еще будет в жизни… А теперь — каникулы, она дома, мама с папой и я рядом.

Лине так нравится пройтись по вильнюсской улице, делая вид, что ее совсем не интересуют взгляды прохожих, перешептывания соседок, да она просто в упор не замечает, как ею любуются, ей ведь теперь не 17 лет, она будущая артистка, у нее за плечами — фронтовой опыт, учеба в техникуме, все трудности и страхи, от них не избавиться ни днем ни ночью, только этого никто никогда не узнает.

В родительском доме в каникулы особо не заскучаешь, не дадут. Молодые сослуживцы папы, врачи из военного госпиталя, бравые эскулапы в офицерских мундирах ищут повод забежать хоть на минутку, поздороваться, цветами порадовать. А признанный сердцеед, жгучий красавчик, как будто сошедший с экрана индийского фильма, даже в кино пригласил. Только Лине такие красавчики лощеные не нравятся, у нее фронт за плечами, она таких повидала еще в детстве, когда в госпитале санитарила. И в кино с ним не пошла, отговорку придумала. Спустя годы, перебирая в памяти события прошлого даже имени его вспомнить не могла…

А пока моя сестричка знакомится с жизнью в мало ей знакомом месте. Фактически Литва, хоть и советская республика, но совсем другая страна. Здесь советская власть совсем еще молодая, не только моложе Лины, даже моложе меня. Именно здесь, в зале Вильнюсской филармонии (тогда там размещался Сейм) в 1940 году была провозглашена советская власть и Литва была объявлена новой Советской Социалистической Республикой в составе СССР.

Вот я и вожу сестру по городу, показываю, что сама понимаю в свои 13–14 лет. Любимое местечко в Старом городе — Остра-Брама, это рядом с тем самым зданием филармонии. Но знаменито это место совсем по другой причине: здесь стоят старые городские ворота — отсюда и название Остра Брама. Название осталось с тех времен, когда Вильнюс и Вильнюсский край считались польскими землями. Теперь вернулось литовское название — Аушрос Вартай — Ворота Зари. Это знаменитый католический храм с почитаемой чудотворной иконой Богоматери (Матка Боска Остробрамска), она видна в окне над аркой городских ворот, прекрасная, сочная и точная живопись, весь оклад украшен драгоценностями, стразами, шелковыми цветами и шарфами — приношения прихожан.

Где еще в начале 50-х годов ХХ века можно увидеть такую жанровую картинку: мужчина средних лет, с портфелем в руках, в видавшей виды фетровой шляпе, по виду типичный бухгалтер, конторский служащий, деловой походкой приближается к арке ворот, у самого прохода останавливается, достает из портфеля маленький коврик — такие в спальнях у кровати кладут, расстилает его на тротуаре, снимает шляпу, кладет на портфель, сам становится на колени, творит молитву. Дальше все напоминает обратный ход кинопленки — и вот уже прохожий скрывается за Брамой. Никто на него и внимания не обратил — обычная картинка, таких много. Только моя сестричка стоит чуть ли не с разинутым ртом, в жизни подобного не видала. За эти летние каникулы Лина неплохо узнала и даже полюбила Вильнюс.

Хорошо, что учеба скоро опять начнется, каждый день — в институт, все ближе к театру, к заветному счастью! Надоело лето, надоело безделье, хотя и приятно было дома, на каникулах. Все лето Лина заново привыкала к родному дому, к тому, что мама с папой рядом, что я хвостиком за ней хожу, как в детстве, как в войну, как когда мы остались вдвоем, а мама уехала к папе на целый год. Тогда Лине трудно приходилось — и учиться, и дома жизнь поддерживать, и какую-то еду придумывать, и находить время для балета. И для любви тоже — ей ведь лет-то всего 17 было! Это было трудное время, но какое хорошее! А теперь лето кончается, пора в институт. Все хорошо. А будет еще лучше!