К моему большому удивлению, весь следующий день своевольный господин не отпускал меня от себя ни на шаг. Не то чтобы двуликий бог испытывал недостаток самостоятельности или уверенности в себе — более самодостаточного аса я не знала — скорее мне пришлось на время стать его речью и устами. Дело в том, что если я могла угадывать желания Локи по мимолётному рассерженно сверкнувшему взгляду, презрительному движению уголка губ или выразительному изгибу бровей, то слуги понимали бессловесного повелителя далеко не сразу, что выводило несдержанного полувеликана из себя. Как и накануне вечером, я старалась утешить и отвлечь любимого супруга, и поначалу мне это даже удавалось.
Поздним утром зашла Хельга, и, поддавшись нашим ласковым уговорам, Локи позволил лекарю ещё раз осмотреть и обработать раны на лице. Однако поговорить нам не удалось — беспрекословным жестом хозяин выставил служанку за дверь. Я вздохнула со скрытой досадой, потому что мне хотелось очень о многом расспросить мудрую женщину. Ведь беда не ограничивалась молчанием и изуродованными губами: зашитый рот не позволял богу лукавства ни есть, ни пить, и, если с голодом выносливому асу доводилось сталкиваться не впервые, то мучимый жаждой он мог ослабеть значительно быстрее. Всё это грозило привести к непредсказуемым и страшным последствиям. Я так переживала за него, что и сама забывала о воде и еде.
Мне пришлось опомниться, только когда в покои решилась подняться Аста. Среди моих приближенных именно весёлая рыжеволосая служанка отличалась безрассудной смелостью и не робела перед повелителем в отличие от Иды и даже в редких случаях Рагны. С достоинством поклонившись и обратив взор сверкающих уверенных глаз на бога огня, девушка вежливо, но настойчиво попросила отпустить госпожу хотя бы к дневной трапезе, раз уж утренняя была упущена, с самым серьёзным видом напомнив нам обоим о моём положении. Аста была права: я не должна была забывать о ребёнке ни на минуту, даже если моё благополучное состояние и самочувствие и позволяли мне отвлечься. Голодное и жалобное урчание моего живота, вторившее тактичному напоминанию спутницы, решило исход. Локи нехотя отпустил меня с Астой.
Ещё на лестнице я отправила сообразительную служанку за Хельгой и Варди, оставшись в сопровождении Иды, ожидавшей нас за дверью. За время недолгой трапезы (я ничуть не сомневалась, что нетерпение и упрямство супруга обязательно сделают её таковой) я должна была многое успеть. Но, пока я не выяснила, какие события привели к столь злополучному для меня происшествию, я не могла понять и решить, что же предпринять. Первой в столовый зал явилась лекарь, точно она и сама только искала удобного случая, чтобы переговорить с госпожой. Ида и Аста с Варди остались ждать снаружи — я не желала, чтобы кто-то услышал и узнал то, что мне поведает собеседница, потому что не ожидала от неё добрых вестей.
Так оно и было: Хельга оказалась взволнована не меньше меня, тревожным шёпотом она поспешила пояснить мне, как скоро аса может убить сильное обезвоживание, и сколь мучительным будет этот процесс. Времени было совсем мало, и даже редкая выносливость бога огня не давала нам значительного преимущества. Слушая Хельгу, я старалась оставаться спокойной, хотя уже догадывалась, как, должно быть, побледнело моё лицо. Сердце то и дело пропускало удар, точно совсем сбилось с привычного ритма, забылось, затерялось где-то в глубине груди. То, о чём рассказывала лекарь, было страшно, но всё это можно было превозмочь, если бы только знать, как избавить Локи от проклятых ремней, что за неведомая сила наделила их непреодолимой прочностью. Только я не знала. И потому призвала Варди.
Стражник поклонился, скорым шагом пересёк зал и остановился у стола в нерешительности. Я позволила ему сесть напротив, в стороне от Хельги, и устремила на собеседника ожидающий взгляд внимательных глаз. Я могла сомневаться в преданности Варди, но никогда не сомневалась в его сообразительности: юноша был догадлив, предусмотрителен и достаточно независим, когда того позволял случай, чтобы исполнить мой приказ прежде, чем он был отдан. Я знала, пронырливый слуга уже разузнал всё, что я желала от него услышать. Это читалось в его лукавых самодовольных глазах.
— Я слушаю тебя, Варди, — пришлось нарушить тишину первой, чтобы дать стражнику слово. Молодой человек был хорошо воспитан и старался никогда не раскрывать рта без позволения господ. Этим, признаться, он иногда доводил нетерпеливую и встревоженную госпожу до изнеможения.