Двор Ураганов

– У сирен, думаю, своя выгода… Нужно лишь сохранять дистанцию. В этом функция моей Защитной Линии. Она охраняет не только от морских мерзостей, но и от Факультета, преследующего меня в надежде вернуть украденные гримуары.

Умолкнув, мадам М. собрала медальоны, бережно убрала их в эбеновую шкатулку, торжественно опустила ее крышку, словно закрыла гроб.

– Потому что, превратив себя в бессмертных демонов вопреки законам божьим, мы обречены на попытки создать собственных ангелов во имя своего спасения. Все аврорусы носили имена богов, лучезарных духов, потому что все, к чему я отчаянно стремилась эти триста лет – возродить на земле солнце, даже если возвращение Света in fine[188], – означает исчезновение бессмертных, пусть и самых именитых среди них. – Мадам М. протянула руку к ближайшему подсвечнику, играя с пламенем свечи кончиками пальцев. – И если Людовик сгорит, то я сгорю вместе с ним. Огонь нас вновь воссоединит.

В этой надежде скорого их разрушения слышалось душераздирающее признание любви. Я осторожно, все еще колеблясь, опустила свою руку на плечо мадам М. Под черным кружевом ее тело обдало меня холодом, как мраморное ложе, на котором она очнулась триста лет назад.

– Чтобы напомнить себе о том Людовике, которого я любила, каждый вечер я играю музыкальный фрагмент, который так нравился молодому Королю. Это первое, что я делаю, проснувшись: сажусь за орга́н и исполняю увертюру к Королевскому балету ночи[189].

Вампирша подошла к пюпитру орга́на, открыла потрепанную от времени партитуру. Я увидела выцветшие ноты на желтом листе бумаги. Скромный пергамент взволновал меня до глубины души: то был кусочек счастливых времен до наступления эры Тьмы, то были ноты, которые в течение девятнадцати лет неотступно преследовали Бледного Фебюса.

– Давно, в эпоху, когда он еще любил танцевать, Людовик исполнил главную роль балета, сочиненного месье Люлли, – вспоминала мадам М. – Он воплотил образ бога Аполлона в золотом костюме, призванном рассеять мрак ночи своими лучами под хвалебные оды Авроры. Да, в том балете он был идеальным аврорусом. Именно того Людовика я хочу сохранить в памяти.

Мадам М. листала страницы партитуры, пока не нашла либретто к балету. Несколько строчек она зачитала нам вслух: я догадалась, что это те самые строчки, что пела Аврора Аполлону, – ода восходящему солнцу, затмевающему звезды.

Солнце, что идет за мной, – это Людовик молодой.
Меркнет россыпь звезд мерцающих
Перед его красотой.

Золотое светило на эмпирей восходит.
Лунная Ночь в слезах уходит,
Прячась от его глаз.

Серебряный месяц растворяется в небе высоком,
Озаряет землю в порыве благородном
Аполлона лучезарный лик.

Мадам М. заиграла начало сонаты. Музыка Фебюса… Глубокое звучание инструмента заставило стены вибрировать вместе с бесчисленными портретами в рамах, будто оживляя воспоминания о прошлом. Сколько из современников маркизы де Ментенон превратились в прах, а сколько продолжают существовать, как и она, триста лет?

– Этот отрывок – не только ваши воспоминания, но и Фебюса, – призналась я ей, когда прозвучали последние ноты. – Это его единственное воспоминание о первых годах жизни, проведенных здесь, в этом кратере, рядом с вами.

Она задумалась на несколько мгновений, прежде чем объявить:

– Судя по тому, что ты мне рассказала, этот дефективный аврорус, с одной стороны, уникальный долгожитель, но, с другой, боюсь, слишком загрязнен Тьмой, чтобы быть способным бороться против нее.

Она тихо пролистнула партитуру, а вместе с ней страницу прошлого.

– За последние годы я пришла к выводу, что для создания идеального авроруса не хватает одного главного ингредиента, компонента совершенной чистоты, который мне нужно добавить в момент алхимического переваривания, чтобы он завершил и произвел незапятнанный светнин. Субстанцию абсолютно стойкую до такой степени, чтобы в недрах моего атанора Тьма не смогла его разрушить. Я говорю о материале самом прозрачном, когда-либо рожденном Землей, – ее сердце.

– Сердце Земли: «El Corazón de la Tierra», – прошептала я, потрясенная.

Впервые услышав это название, Зашари и Стерлинг обменялись озадаченными взглядами. Мадам М. резко повернулась ко мне. Но мне не разобрать ее черты, лишь по вибрациям в голосе я догадалась о невероятной взволнованности дамы:

– Как ты сказала? Откуда ты знаешь это имя? Оно встречается только в древних испанских кодах, датируемых la Conquista[190], и то как гипотеза. Имя алмаза, настолько древнего и настолько чистого, что он восходит к истокам самого времени…