То был крик отчаяния! Потому что в течение последних недель я терзала себя тем же вопросом. Потому что постоянные кошмары, возвращаясь, по капле вселяли в меня затаенный страх, сегодня достигший апогея.
Несколько секунд мадам М. сидела неподвижно, окаменев, словно одна из тех статуй плакальщиц, что украшают надгробия и осуждают живых.
– То есть ты не имеешь ни малейшего представления? Бедное дитя! – прошептала она, как мне показалось, с сочувствием в голосе. – Ты совсем не знаешь, кто ты есть, и еще меньше – что ты есть? Но я догадываюсь.
– О чем догадываетесь?
Атмосфера в гостиной неуловимо изменилась. Все замерли в мучительном ожидании. А может, мы провалились в бездну, где время внезапно остановилось? Стерлинг застыл в своем укрытии, Зашари затаил дыхание. Даже огонь в камине перестал потрескивать. Мы будто оказались внутри картины, и лишь тихое «тик-так» настенных часов напоминало о течении времени.
– Как сирены и упыри, я интуитивно чувствую, что ты – существо алхимическое, – торжественно объявила мадам М.
Кресло подо мной зашаталось или мне показалось? Впившись ногтями в подлокотники, держась за них как за последнюю соломинку, я возмутилась:
– Я – человек, а не алхимическое существо! Я рождена от смертных родителей! Я росла рядом с ними при свете дня! У меня нет ничего общего с сиренами и упырями… даже… даже если я понимаю язык последних.
Поняв, насколько мое признание противоречило отчаянному стремлению быть «нормальной», я бессильно закончила:
– Я… я не ночная мерзость.
– Ты не ночная мерзость, абсолютно нет! Ты – что-то более редкое: нечисть дневная – продукт самой передовой алхимии.
Это уже слишком! Я вскочила на ноги, дрожа от гнева.
– Чтобы делать подобные заявления, мадам, надо разбираться в алхимии!
– Изучением которой я занимаюсь уже три века, – спокойно парировала вампирша, указав на свою обширную библиотеку.
– Не стоит считать себя сильно сведущим, – вступился за меня Стерлинг, – «Глупец почитает себя мудрецом; но мудрый знает, что он лишь глупец».
– Шекспир. «Как вам это понравится». Акт V, сцена I, – не раздумывая, выстрелила в ответ вампирша.
Стерлинг застыл, потеряв дар речи. Впервые за всю свою жизнь он столкнулся с человеком, который так же хорошо, как и он, знал труды его Барда.
– Эта юная леди не имеет ничего общего с нечистью, что бы вам ни говорили ваши древние гримуары[179], – продолжил англичанин, понизив голос. – Я могу подтвердить.
– Так же, как можешь подтвердить восхитительный аромат ее крови, милый лорд? – строго спросила дама. – Не по этой ли причине ты так привязан к ней?
– Я?.. Нет!
– Не лги! Сама знаю, насколько подобный вкус может быть привлекателен для нас, бессмертных. Очевидно, ты находишь в нем то, чего не хватает в нашем бесконечном существовании? То, чего мы так жаждем в глубине нашей вечной ночи? Что для нас навсегда под запретом? – Грустный смех вырвался из-под черной мантильи: – Это аромат дня!
При упоминании дня, безвозвратно утерянного для вампиров, огонь в очаге разгорелся с удвоенной силой. Стрелинг молчал. Я вспомнила, как он описывал мне мою кровь, говорил о том, что она имеет «вкус самого желания». Бессмертные больше всего на свете тосковали по солнцу. Вероятно, по этой причине хозяйка уделила нам время. Чтобы изучить меня. Или приручить. Может, это мой шанс найти ответы на вопросы, преследовавшие меня последнее время? Озадаченная, я медленно опустилась в кресло.
– Вы утверждаете, что моя кровь имеет аромат дня, – прошептала я. – Вы также сказали, что узнали ее. Именно это слово вы употребили.
– Верно. Ибо я уже ее пробовала: кровь моих хоррорусов, которых сама создала.
Термин «дневная нечисть» уже напугал меня, потому что отобразил в сознании бесформенные тени ночных монстров, с которыми я успела столкнуться в жизни. «Хоррорусы» же наполнили неописуемым ужасом, ибо я о них ничего не знала. Оно звучало как «хоррор» – первое, что пришло мне в голову. Я со страхом посмотрела на юношей: оба сидели с мертвенно-бледными лицами.
– Хоррорусы, безусловно, считаются творением самым редким в оккультном искусстве, – продолжала мадам М. голосом звучным и глубоким, как сама ночь. – Настолько экстраординарным, что некоторые считают их существование невозможным. Как если бы алхимик выступил в роли Бога и изменил порядок микрокосмоса в своем атаноре, совершил Тьмагнацию мира.
Микрокосмос… Атанор… Тьмагнация… незнакомые слова вызывали дурноту.
Мадам М. резко встала, складки ее платья зашуршали, вызвав поток холодного воздуха.
– Следуйте за мной, если желаете узнать больше, – приказала она, взяв канделябр с двумя неровно мерцающими свечами.
Я вздрогнула, почувствовав ледяное прикосновение к руке: Стерлинг помог мне встать.
– Я рядом, – шепнул он мне на ухо, – что бы ни случилось.