Двор драконов

Он повернулся к ней испачканным лицом. Рен окинула его беглым взглядом в тусклом свете: поверх свободной рубашки и штанов болталась туника, а на голове разместилась шапочка с пером. Перо практически утратило привлекательность, но, очевидно, мальчику было важно носить его даже в самом глубоком из подземелий.

Может, он бард?

Что он такого сделал, что его бросили в темницу? Рен вообразила, что его заключили в темницу за создание песни о многочисленных незаконнорожденных сыновьях Верховного короля, и ее губы тронула легкая улыбка. Затем она пришла в себя: запирать кого-то за такое дело более чем жестоко. Настоящее варварство.

– Как тебя зовут? – спросила она мальчика, не справившись с любопытством. Ее голос эхом разнесся по камере, походя на могучий хор, и она съежилась.

Раскосые глаза мальчика блеснули в темноте.

– О, и так, и эдак, – довольно легко ответил он. – Иногда я – это одно, а порой – другое. Зачем ходить с одним именем? Какая глупость!

Рен в замешательстве покачала головой:

– Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Кто ты такой?

– Для некоторых никто. Для кого-то – ложь. Для других – единственный, кто имеет значение.

– Давно ты здесь? – предприняла она еще одну попытку.

– Мгновение, целую жизнь. Имеет ли это значение? В этом месте часов не существует.

– У меня нет на это времени.

Рен нетерпеливо вздохнула, отвернулась от мальчика и невидящим взглядом уставилась на воду. Очевидно, он слишком долго находился в ловушке. И чокнулся. Начал повторять загадку, в которой не было никакого смысла, Реи проклинала свое невезение. Болтовня мальчика сведет ее с ума. Возможно, этого король эльфов и добивался?

Голос ребенка зазвучал выше:

– Остерегайся воды.

Она взглянула в его сторону:

– Почему?

– Опасность, – прошептал он. – И смерть.

* * *

Примерно в течение двух дней мальчик и правда говорил только загадками – судя по сухим, безвкусным блюдам, которые им приносили без определенного расписания, Рен оставалось только догадываться, сколько времени прошло, – она все еще не рискнула прикоснуться к воде. Вместо этого обнаружила, что еще ощущает скорбь по своей семье на физическом уровне.

– Неужели так сложно злиться и при этом не рыдать, – проворчала Рен, не заботясь о том, слышит ее безумный бард или нет. Во всяком случае, за последнюю пару дней он достаточно наслушался ее причитаний. Сначала, когда Рен стало очевидно, что она будет думать только о своей семье, девушка попыталась сосредоточиться на Бритте. Ведь Бритта была еще жива и пребывала в безопасности, во что Рен безусловно верила.

Бабушка и дедушка Роуэна позаботятся о ней. Да, поначалу ей будет паршиво, и прежней она не станет, но Бритта придет в себя. Сможет вырасти и стать счастливой. Даже если ты никогда не окажешься рядом, даже если она не взойдет на трон… с ней все будет хорошо.

Но подобный ход мыслей неизбежно вынуждал Рен прокручивать момент смерти родителей снова и снова, пока мысли не заполняли их крики, отчего ей приходилось зажимать уши руками в отчаянной попытке отгородиться.

– Слышишь голоса в голове? – спросил мальчик, находившийся через две камеры от нее. – Так недалеко и до безумия!

Рен проигнорировала его. На самом деле она знала, что слова мальчика являлись, по крайней мере, отчасти правдой. Если она продолжит размышлять о призраках прошлого, то лишится рассудка, и тогда какая от нее польза кому бы то ни было?

Роуэн так себя вести не стал бы.

В голове возник его образ, отчего сердце Рен переполнилось любовью; сначала он улыбался, радовался и хотел делать ее счастливой, а затем… лежал весь в крови, легкие едва втягивали воздух, потом он велел ей уходить и спасать сестру. Спасать себя.

Он бы знал, как поступить. Он не терял надежды. Сидел и размышлял над вопросом всего секунду, после чего вскакивал и был готов действовать. Вот какой он.

Рен сглотнула.

Каким он был.

Роуэн не торопился. Ты не должна больше выходить из себя. Продумывай каждое свое действие. Больше никаких ошибок.

Слезы высохли, и Рен поклялась себе, что не заплачет снова. Слезы еще никому не помогли. Мысли о прошлом и погружение в свои чувства ее только ослабляли.

На третий день, когда двое охранников наконец принесли им еду, – Рен посчитала, что наступила ночь, но могла ошибаться, – с ними в тюрьму вошел третий мужчина, и он не походил на охранника. В руках он держал большое ведро, в котором при движении что-то громко плескалось. В нем явно находилось нечто тяжелое. Под одеждой третьего мужчины угадывались натренированные мышцы, но даже у него под весом ведра подгибались руки и ноги.