Двоевластие

– Хорошо, – сказал он, – будем менять их в течение месяца, а в это время вы, может, одумаетесь.

– Предложите нам добрые условия, – сказал Дамм, – и мы снимемся!

– Какие условия! – воскликнул Радзивилл. – Пусть боярин Шеин предаст во власть короля свой жребий, вот и все!

– Никогда! – пылко ответил Прозоровский.

Князь Теряев сжал кулаки.

Радзивилл пожал плечами.

– Ваше дело! На месячное перемирие мы согласны, и завтра король пришлет вам подтверждение, а что касается выпуска, то мы составим условия и будем говорить. А теперь, – совершенно меняя тон, сказал Радзивилл, – запьем нашу беседу! Эй, пахолик! {Малый, работник.}

Но князь Прозоровский быстро встал.

– Прости, – ответил он, – воевода наказал не мешкать!

Радзивилл нахмурился и махнул рукой на пахолика, вносившего поднос с кубками.

– Неволить грех! – сказал он. – Передайте боярину наш поклон. Скажите, что от сегодня мы снимаем караулы! – И он дружески протянул руку, но она не встретила ничьей руки и опустилась.

Князь Прозоровский и Дамм вышли из избы и скоро помчались обратно в свой стан.

Усталый, голодный возвратился князь Теряев в свою землянку, и первое, что бросилось ему в глаза, был холодный труп Алеши. Он недвижно лежал на лавке в красной рубахе, сложив на груди руки, и его лицо выражало тихое умиление. Князь задрожал.

«Горемычный! Сколько горя выпало на его долю, и окончил он молодую жизнь нечаянной смертью! – Сердце князя дрогнуло, в голове промелькнули неясные, смутные мысли: – Что‑то есть во всем этом обидно несправедливое… но что? Кто виноват?».

– Устал, княже? – послышался голос, и в землянку ввалился Эхе с полной охапкою сучьев. – Постой, я вот огня разведу, а поесть… – Он бросил наземь вязанку и конфузливо покачал головою. – Сухарь достал, – сказал он, – размочи в воде и съешь!

Князь нетерпеливо отмахнулся.

– Его схоронить надо!

– Сделал! Наши тут могилку выкопали. С утра копали, земля‑то твердая. И попа достал. У Власа греется.

– Тогда скорее! А гроб?

Эхе развел руками.

– Теперь, князь, всякая щепка на счету! Так завернем!

Он подошел к трупу и бережно поднял его, потом переложил на пол, достал кусок холста от летней палатки и аккуратно завернул им Алешу.

Князь помогал ему и взял труп за голову, чтобы поднять.

– Подожди, людей кликну! – сказал Эхе.

– Не надо, – возразил князь, – понесем сами!

Они взяли Алешу и вынесли из землянки. Эхе шел впереди, неся его за ноги. Встречавшиеся люди набожно крестились. Невдалеке от землянки чернела яма, и князь опустил Алешу подле нее. Эхе пошел за священником и людьми.

Как сиротинку похоронили Алешу, без гроба, креста и могилы. Невысокий холмик занесло в ночь снегом, и навеки скрылось даже место его погребения.

Князь вернулся к себе. В очаге пылал костер, наполняя дымом тесную землянку. Князь лег на лавку, на которой только что лежал труп Алеши, и заснул.

Он проснулся словно от толчка. Правда, его слегка толкал в плечо какой‑то рослый, лохматый оборванец, но тот толчок, от которого проснулся Теряев, был изнутри и сразу сотряс все его тело.

– Кто? Что надо? – пробормотал князь, быстро садясь и в темноте чувствуя, что кто‑то стоит подле него.

– Ты, князь? Мне сказали, что ты тут, и я вошел. Эх, темень! – произнес кто‑то хрипло.

Князь задрожал.

– Ты‑то кто? Я князь! Что тебе нужно?

– Я‑то? – ответил голос. Да я Мирон! До тебя еле дошел. Три месяца шел. Поляки кругом… холод, беда!

Князь вскочил на ноги, потом сел.

– От Людмилы? Говори, что. Сын, что ли? Или иные вести? Да говори же!.. Эхе! Эхе! Засвети светец!

Но шведа в землянке не было, и они продолжали разговор в темноте.

– Вести‑то? – нехотя ответил Мирон. – Вести‑то худые! Ой, худые! Нес я к тебе их, а теперь и не рад!

– Что? Отвечай! Ах, да не мучь ты души моей!

– Чего мучить! Забрали их!

– Кого? – закричал князь.

– А всех: и Людмилу, и мать ее, и мою матку, и девок всех! Я только и убег!

– Кто забрал?

– Царевы сыщики. Налетели это и ну вязать, а потом увезли.

– Куда? Зачем?

Голова князя кружилась, он ничего не понимал.

– Сказывали, в земский приказ либо в разбойный… не упомню. Пришли это с Антоном, стремянным князя, твоего батюшки.

Что‑то с грохотом упало пред Мироном и ударило его по ногам. Он нагнулся и нашарил тело князя. Испуганный, он выбрался из землянки и стал кричать.

На его крик прибежал Эхе.

– Чего ты, дурак?

– Дурак ты! – огрызнулся Мирон. – Иди скорее, огня засвети, князь помер!

Эхе в один прыжок очутился в землянке и тотчас высек огня. Светец тускло осветил помещение, и Эхе увидел лежащего на земле князя. Он торопливо поднял его. Князь вздохнул и очнулся.

– Иоганн! – тихо сказал он и вдруг залился слезами.

Швед растерялся.

– Князь! Миша! Чего ты? Ну, ну же!

– Ох, кабы знал ты! – князь оправился и сел на лавку. – Позови Мирона!

Эхе оглянулся, но Мирон уже скользнул в землянку и стоял подле князя.

– Ух! – сказал он. – И напугал же ты меня, князь!

– Договаривай все! – тихо приказал ему Теряев. – Так, говоришь, Антон был?

– Антон! – подтвердил Мирон. – А раньше Ахлопьев.

– Жених ее?