Двоевластие

– Небось, князь, сумеем и Владислава встретить! – раздражился Шеин и продолжал упорствовать.

Сидя в своей ставке, он иногда бессонной ночью тяжко вздыхал и думал: «Не возьму в толк: вороги вокруг меня али понять не хотят, что я кровь русскую берегу! К чему лить ее, ежели без крови возьмем Смоленск? Ох, люди, люди! Князь‑то Черкасский схизматиком, изменником меня назвал! И он туда же… Да нет! Боярин Шеин не изменял Руси, царям правил; знает меня Филарет Никитич и боронит, а не будь его…» – и при этой мысли Шеин невольно вздрагивал.

Над станом Прозоровского, казалось, разверзлись все хляби небесные. Ветер рвал и стонал, дождь лил не переставая, несмотря на то, что стояли последние дни июля месяца. Выкопанные землянки обратились в мелкие колодцы, ратники вылезли из них и предпочитали оставаться снаружи, чем снова лезть в воду.

Но несмотря на это, во всем русском войске царило веселье, и, казалось, ничто не могло испортить хорошего настроения россиян.

На краю лагеря, у валов, на вышке расположился стрелецкий сторожевой наряд. Подложив под себя мокрое сено, накрывшись зипунами, стрельцы равнодушно смотрели вдаль сквозь чистую сеть дождя и лениво переговаривались.

– Шеин! – с презрением сказал старик. – Нешто это голова? У него сноровка за окопом как кроту сидеть, а чтобы действовать – николи! Помню я, покойник – царство ему небесное! – Михайло Васильевич Шуйский! Тот орел!..

– Дядюшка, – сказал молодой стрелец, – расскажи, как он ляхов бил!

– Ляхов? Всех он бил! Москву очистил! Как соединился это с Делагарди, и пошли мы…

– Дядюшка! Михеич! Гляди‑ка, кто‑то скачет! – перебил его другой стрелец, всматривавшийся вдаль.

Михеич оборвал свой рассказ и обернулся.

– И то! – сказал он. – Ну, вы! положить самопалы!

Двое стражников тотчас установили козлы и положили на них свои ружья.

Действительно, прямо на них скакал всадник. Не доезжая стражи, он замахал шашкою и что‑то закричал.

– Стой! – успокоившись, сказал Михеич. – Ишь, несет его! Стой! Кто? Какое слово?

– Орел! – ответил всадник, соскакивая с коня и вытирая полой кафтана лицо. – Поляки!

Стрельцы сразу всполошились.

– Где? Много?

– Полчища! И не счесть! Смотрите лучше! – И всадник, вскочив на коня, погнал его к ставке князя Прозоровского.

Князь, всегда недовольный Шеиным, сидел в ставке с Сухотиным и Ляпуновым, своими помощниками, и говорил:

– Грех Пожарскому, что уклонился. Был бы теперь и Смоленск наш, и в Польшу в нутро самое забрались бы. А теперь что? Год почитай стоим.

– Голодом, слышь, воевода выморить хочет, – заметил Сухотин.

– Сами, пожалуй, еще голодом помрем!

– Ну, сказал тоже!

– А что же? – вспыхнул князь. – Придут поляки, перегородят реку – и умирай!..

В это время в палатку вошел Алеша Безродный. Вода с него лилась в три ручья, он был весь забрызган грязью.

Прозоровский недовольно обернулся на него.

– Что ввалился? Кто такой?

– Алексей Безродный, сотник над дружиною боярина Терехова.

– Чего надо?

– Поляки идут. Туча!

Князь и его собеседники вскочили на ноги.

– Поляки? Где? Кто видел?

– Я же и видел, – ответил Алексей. – Ездил это я с утра охотиться. На берегу в камыше сижу, а ляхи тут как тут… человек десять. Погутарили и уехали. Я вышел, глянул, а их‑то идет да идет… туча!

Прозоровский взглянул на собеседников.

– Говорил я вам про это?.. Ну, теперь все испорчено. Снимайся, вот что! – Он обернулся к Алеше и сказал ему: – Возьми своих людей человек двадцать и поезжай на разведки. Дознай, много ли ляхов да где станом стали. Языка достань! А ко мне князя Теряева пришли. Знаешь – его?

Алеша вздрогнул.

– Знаю! – ответил он глухо и вышел.

Судьба словно нарочно сталкивала его с князем.

У последнего была построена избушка с печью. Он сидел у стола и разговаривал с Эхе, поверяя ему свои печали, когда в избу вошел Алеша. Князь Михаил встал и быстро подошел к нему, узнав его сразу и говоря:

– А, Алексей, Божий человек, чего хоронился так долго? С чем пожаловал? Садись! Иоганн, давай меду!..

Алеша резко затряс головою.

– Я к тебе с посылом от князя Прозоровского. Тебя он зовет. Немедля!

Теряев отшатнулся.

– Теперь? Для чего?

– Поляки пришли, – ответил Алеша и вышел.

Теряев встревожился.

– Слыхал, Иоганн? Поляки!

Эхе кивнул головой и спокойно сказал:

– Вот драться и будем!

– Я пойду! – произнес князь. – Верно, надо что‑нибудь.

«Поляки пришли!» – эта весть уже облетела весь лагерь и взволновала всех.

– Теперь хоть подеремся! – говорили кругом.

– Хошь не хошь, боярин, а воюй! – усмехались другие.

Князь Прозоровский сказал Теряеву:

– Седлай коня! Скачи к боярину Шеину и скажи, что невдалеке от нас поляки показались. Какой приказ будет? Назад поедешь, заверни к Сандерсону, его оповести… А то нет! – перебил он себя. – К Сандерсону я пошлю другого. Ты назад так же спешно. С Богом!

Спустя пять минут князь Теряев бешеным галопом скакал в лагерь Шеина, до которого было верст пятьдесят по берегу Днепра.