Двоевластие

И вот в ночь с шестого на седьмое августа Владислав навел два моста через Днепр и перевел главные силы на другой берег в тыл Матиссону. Для того же, чтобы русские не имели возможности помочь последнему, он велел Казановскому напасть на лагерь Прозоровского, а Розенову на ШеиНа.

Завязались битвы, но все внимание поляков было сосредоточено на Матиссоне с Сандерсоном. Мост был взят, и обозы прошли в Смоленск. После этого поляки на время отступили.

Взятие Смоленска русской армией стало несбыточной мечтою. Надо было думать, как отбиться от Владислава и с честью для оружия снять неудавшуюся осаду. Шеин словно смирился и торопливо созвал новый, совет в своей ставке.

XII Крутая расправа

В терему князя Теряева – Распояхина была тихая радость. Ольга родила отсутствующему мужу князя Терентия и лежала еще расслабленная на пышной постели. Подле нее сидела верная ее Агаша и толкала ногой крошечную зыбку, в которой, туго – натуго перетянутый, лежал новорожденный князь. Радость была по всему дому. Князь – отец распорядился выслать пива и водки своим дворовым и весело смеялся от сознания, что он уже дед. В то же время один гонец был уже на полпути до Рязани – послан к боярину Терехову, а другой гнал коня под Смоленск к счастливому отцу, Михаилу.

Князь Теряев сидел в своей горнице, думая, кого звать кумом к себе, кого кумою, как вдруг в горницу осторожно вошел Антон и сказал:

– Слышь, княже… какой‑то человек пришел. Сказывает, тебя видеть беспременно надо, говорить хочет.

– Кто такой? Сказывал?

– Из Коломны купец…

– Ну, кто там? Веди!

Князь повернулся в кресле и стал ожидать, смотря на дверь.

– Вот он! – сказал Антон и втолкнул Ахлопьева.

Последний тотчас же упал князю в ноги. Теряев увидел небольшого роста коренастого человека. Его рыжие волосы торчали в разные стороны, раскосые глаза словно хотели уследить за ними; широкий приплюснутый нос и огромный рот придавали лицу что‑то разбойничье.

– Что тебе? – спросил его князь.

– Слово до тебя есть тайное, – ответил, стоя на коленях, Ахлопьев, – прикажи своему холопу уйти.

Князь взглянул на его разбойничье лицо, попробовал рукою, на месте ли поясной нож, и, усмехнувшись, сказал Антону:

– Уйди!

Антон вышел.

Ахлопьев тотчас поднялся на ноги и проговорил:

– Ведомо ли тебе, князь, что сына твоего оплели?

– Как? – не понял Теряев.

– Оплели! – повторил Ахлопьев, и его глаза зло сверкнули. – Дворянская вдова Шерстобитова с дочерью, да на помогу знахарку Ермилиху взяли.

Князь вздрогнул, призрак опасности мелькнул пред ним.

– Ермилиха? Бабка – повитуха?

– Она! Она и наговоры великие знает и с нечистым – Господи, помилуй! – вожжается. Сделали они то, что князь Михайло взял вдовью дочку в полюбовницы.

Князь грозно нахмурился и ухватился за нож.

Однако Ахлопьев смело продолжал:

– И для той полюбовницы занял он старую мельницу в усадьбе, их всех перевел к себе. А они замыслили теперь его жену, молодую княгиню, извести и род ее весь.

Князь стоял уже на ногах и грозно смотрел на Ахлопьева. Кровь кипела в нем.

– Брешешь, смерд! Не может сын мой после того, как у алтаря клялся, против закона идти!

– Ведовство… опоили…

– Брешешь!

– С дыбы скажу!

Лицо князя осветилось злою усмешкою.

– Ин будь по – твоему! Антон! – крикнул он и захлопал в ладоши.

Антон вошел.

– Возьми этого молодца да отведи его в Зачатьевский монастырь. Знаешь? Сам отведи! А мне коня закажи! Живо!

– Идем, что ли! – грубо схватывая за плечи Ахлопьева, сказал Антон, и они вышли.

Князь подтянул кушак и вышел на крыльцо, а через минуту скакал по Москве к страшному земскому приказу. Через полчаса он уже сошел с коня у ворот, где, вкопанные в землю, мучились обреченные.

– Боярин здесь?

– Здесь! В избе! – ответил стражник.

Теряев быстро прошел в знакомую избу.

– А, князь! – приветствовал боярин Колтовский Теряева. – С чем пожаловал? Здравствуй!

– Здравствуй, боярин! Да не с доброю вестью! – ответил князь. – Слышь, пришел ко мне купец из Коломны. Говорит, сына моего зельем опоили, сердце привораживая. Взял он девку в полюбовницы, а она и жену его, и внука извести норовит, а в помощь ей баба – колотовка, Ермилиха.

Боярин покачал головою.

– Беда с этих ворожей!.. Вот и сейчас одну на дыбе спрашивал. Мужа извела!..

– Сыскать, боярин, надо!..

– Беспременно! А где они‑то?..

– Сейчас мой Антон этого человека приведет. Поспрошай, а там пошлем с Антоном сыщиков.

– Пошлем, пошлем, – согласно ответил Колотовский. – А что, князь, с внуком поздравить можно?

– Спасибо на добром слове!..

* * *

Не сбылись мечты Людмилы. Как появился пред нею Ахлопьев и она закричала о помощи, так тотчас потом свалилась на пол от страшной боли. Прибежали, спустя час почти, мать и Ермилиха, подняли ее с пола всю кровью залитую, и, обессиленная, осиротелая, сразу лишенная мечты о ребенке, лежала Людмила в светлице и думала горькие думы.

Ничем‑то, ничем не порадует она князя, как он приедет – даже здоровьем своим! На человека похожа не будет, слабая, как котенок, бледная и худая, словно щепка!