Двое строптивых

Сами работы по переносу пушек начались на следующий день и завершились довольно быстро. Машина работала безотказно, и два десятка орудий поочередно были вознесены и затем опущены внутрь цитадели. Еще пара дней ушла на их размещение, для чего опять требовались расчеты Гримальди и усилия гарнизона.

Лео меж тем маялся в ожидании — предприятие явно затягивалось, скоро уж должны быть готовы портреты любимой, его Львицы, а его и нет, чтоб их забрать! Да еще и нога страшно болела, так что никакого особо удовольствия от этой линдосской поездки рыцарь не получил. Распорядок дня вне работ был обычно скучный, полумо-настырский. Благо, Ньюпорт начал потихоньку слышать, настроение его несколько улучшилось, так что с ним стало возможно хотя бы скоротать время за разговором.

Другого рода "развлечением" стал допрос захваченных повстанцев. Началось всё дежурно, с общего дознания, чтобы остальным на примере первых стало страшно. Более продуктивным оказался раздельный допрос — предавать без свидетелей грекам казалось как-то легче. Правда, этому сопутствовали очень серьезные средства убеждения, вроде тисков с винтом для продавливания черепа или заостренной металлической пирамиды для зада, на которую "приземляли" сверху, при помощи привязанных к рукам и ногам веревок.

Все это, включая плетку из цепей, предназначенную для переламывания костей, железный ершик и щипцы для рта и языка, а также пояс святого Эразма с шипами изнутри и воронку святой Женевьевы для помещения внутрь организма многих литров тухлой воды, оказывало свое действие.

Показательную казнь пленных отсрочили до нападения на их схрон. Естественно, прибывших с пушками пригласили принять участие в облаве, чтобы дать возможность отомстить за вероломное нападение, пережитое в пути.

Отказались только те, кто подобно Гримальди чувствовал себя плохо из-за ран. Остальные радостно согласились, особенно Ньюпорт, хотя к нему до конца ещё не вернулся слух.

Лео, грезя о прекрасной Элен, не был склонен впутываться в очередную авантюру, которая запросто могла стоить ему головы, однако отказываться было как-то неудобно, но он дал сам себе слово быть осторожней. Кроме того, еще со времен дружбы с понтийским священником Афанасием в кочевническом рабстве Лео проникся симпатией к грекам, и откровенно недоумевал, почему здесь, на Родосе, они тратят свои силы и жизни на вражду к фактически единоверцам, вместо того чтобы вместе воевать против врагов Христа.

Карательный налет на выданное под пытками становище греческих повстанцев состоялся в ночь после окончания установки пушек. Застигнутые врасплох в древних микенских могилах, те ожесточенно оборонялись, после чего, видя неминуемый конец, продали свои жизни как можно дороже, взорвав свои пороховые запасы вместе с собой и крестоносцами. Торнвилль и Ньюпорт, на их счастье, были только здорово контужены, так что их на руках несли до Линдоса. Как оказалось, по сравнению с прочими эти двое еще дешево отделались.

Лео, помещенный в небольшой местный госпиталь, запивал неприятности родосским вином, в то время как снова потерявший почти весь оставшийся слух и опаленный порохом сэр Томас Ньюпорт велел орденским слугам отнести себя на место казни пленных греческих повстанцев и со злорадством смотрел, как те отплясывали "последнюю жигу" на орденских виселицах.

Прошли еще два дня, после чего экспедиция засобиралась обратно. Кое-кого из воинов, тяжело раненных в стычках, пришлось оставить в Пиндосе, а прочие, включая Гримальди, отъехали на пустых возах. Сэр Ньюпорт взгромоздился на воз с большим трудом. Предстояла долгая тряская дорога, однако рыцарь нипочем не хотел оставаться в "проклятом" Пиндосе.

Всех, и даже мрачного Ньюпорта, радовало сознание выполненного долга, ведь поручение великого магистра было выполнено. Пусть при этом пострадали люди, зато не пострадала ни одна пушка! Лео к тому же ликовал, предвкушая встречу с Элен. "Черт с ней, с ногой…"

…По возвращении Торнвилль на следующий же день прихромал к собору Святого Михаила — забирать портреты, но никого там не нашел. Оказалось, артель художников перекочевала в небольшую церковку по соседству, так что далеко хромать не пришлось, всего-то метров в пятьдесят-семьдесят от кафедрального собора.

Лео вошел внутрь; в нос ударили запахи краски и известки, а старый грек, первым заметив рыцаря, живо спустился с лесов, поприветствовал и торопливо побежал куда-то к выходу, но почти сразу вернулся. Он бережно неся какой-то сверток.

— Смотри, вчера закончил!

Торнвилль аккуратно развернул тряпицу — да, красота. Все ухватил художник, и исполнил прекрасно. Два небольших портрета практически не отличались друг от друга. По крайней мере, нельзя было указать, на котором Элен больше походила на себя.

— Чудесно! — восхитился юноша. — Отменная работа. Держи остальное!

Грек поблагодарил, поинтересовался, что с ногой.

— Так получилось. Мог и вовсе не прибыть, — не вдаваясь в подробности, ответствовал рыцарь.

— Понятно. Не живется людям в мире, а ведь могли бы.

— Думаю, что да. Но не хотят. Да и не от них это порой зависит…