— Дружба моего господина, султана Каит-бей-аль-Аршафа, безусловно, означает его открытые житницы для снабжения родосских жителей и вряд ли нуждается в подтверждении. Аллах благословляет честную торговлю, и посему мы будем рады помочь вам за добрую цену, и более того, готовы безвозмездно сопровождать наши хлебные суда военными во избежание нападения морских разбойников, франкских или мусульманских, это все равно.
Великий адмирал и маршал переглянулись — их порадовало, что разрабатываемый ими план морских конвоев в отношении Туниса будет действовать и в отношении Египта, причем хлопотами отправляющей стороны и за ее же счет.
— Чтоб сарацины тут особо не шастали и не выглядывали, можно встречать их своими охранными судами неподалеку, в виду Родоса, — прошептал маршалу адмирал, и тот вполне согласился.
Последовал помпезный акт подписания и торжественный ужин в честь посла и его господина, но не прошло и недели, как действо было практически повторено — на сей раз с посланниками тунисского бея Абу Умара Усмана ибн Масуда, прибывшими на Родос. (Уж эти-то подивили местных причудливыми одеяниями из смеси леопардовых шкур, варварски роскошных тканей и золоченых доспехов.) Тунисский властитель, сидевший на престоле уже пятый десяток лет, не обладал дипломатическими достоинствами своего египетского соседа — в смысле определенной уступчивости и дальновидного предвидения, но в изобилии имел его же недостатки — коварство и подозрительность, порожденные беспрерывной борьбой с родственниками за заветный трон и регулярным усмирением неусмиряемых берберов, а плюс к этому еще и фанатичную ненависть к христианам.
И тем не менее и этот африканский хищник был умело укрощен посланцем д’Обюссона — французским рыцарем Даманом. На Родос стали поступать добрые вести с обещанием беспошлинной зерноторговли в больших размерах, чем все и жили. Наконец, то ли турецкая угроза (которая впоследствии также поглотит самостоятельный Тунис, как и Родос с Египтом), то ли родосско-египетский союз вкупе с дипломатическими усилиями брата Дамана привели к тому, что условия мира на 31 год (!) были выработаны чуть ли не за несколько дней и отправлены великому магистру с посольством для подписания. Вместе с магрибинцами вернулся и выполнивший свою миссию Даман.
Так что и с тунисским беем был подписан договор, в общих чертах ставший полным подобием договора с султаном Каит-беем, включая обмен пленными, разве что с дополнением особой статьи, продавленной совместными усилиями д’Обюссона и великого командора — о беспошлинной поставке 30 000 коумов[27] пшеницы, причем даже в условиях, которые в современных договорах именуются форс-мажорными; доставлять хлеб, однако, из Магриба на остров должны были сами иоанниты, потому что местные перевозчики, благодаря своей алчности и связям с пиратами, были ненадежны, о чем упоминалось ранее. Кстати, многочисленные прежние хитрости и нарушения тунисцев привели еще к одной дипломатической победе великого магистра: он назначил консулом в Тунис брата Жерома Барбо, якобы для надзора за правильностью торговли с Родосом, но на самом деле наблюдать за активностью мавров и перемещениями их сухопутных войск и флота — говоря, опять же, современным языком, разведчиком в тылу ненадежного союзника и исконного врага. Барбо вообще считался одним из наиболее тонких и пытливых умов, к тому же блестяще владевший арабским языком (не иначе, тоже последствия долгого плена), так что никто не сомневался, что он с блеском должен был исполнить возложенное на него поручение.
Чтоб не откладывать дела в долгий ящик, было решено сразу, отвезя послов, брата Жерома и подписанный великим магистром договор, на обратном пути захватить тунисский хлеб. Поскольку в деле учреждения конвоев участвовал и великий туркополиер Джон Кэндол, неудивительно, что в тунисскую экспедицию попал и наш герой, только неделю и побывший на острове. За эти дни он успел три смены отслужить на карауле, покутить с Джарвисом и сэром Грином, а также один раз в церкви поприветствовать Элен, которой он даже не имел случая путем рассказать о своей ликийской "командировке" — она куда-то торопилась, и разговора не вышло. Препятствием к дальнейшим действиям послужило новое назначение.