– Серафима Платоновна, – пришла ей на помощь сударыня. – Супруга Виталия Палыча.
– Профессора Степанова? То есть кандидата наук…
– Ну да. Виталик мне столько про вас наговорил, что я чуть ревновать не начала! – Госпожа Степанова заливчато засмеялась.
Надя и Серафима Платоновна медленно шли по Покровской дороге в сторону шоссе – казалось, будто Степановой какая-то травма не позволяла идти быстрее.
«Знакомое у нее лицо, – думала между тем Надя. – И фигура как будто знакомая. Где-то я ее уже видела…»
– А скажите, Надя, как поживает наш почтеннейший господин Покровский? – продолжала Серафима светскую беседу.
– В каком смысле? – осторожно переспросила Чаликова.
– Ну, после всех, гм, так сказать, приключений…
Госпожа Степанова явно хотела что-то узнать, и Надежда, не зная причин ее любопытства, решила отвечать по возможности уклончиво:
– Если вы, уважаемая Серафима Платоновна, имеете в виду прискорбное приключение позавчера на кладбище, то пуля угодила не в господина Покровского, а в моего коллегу Свинтусова.
– И насмерть? – ахнула госпожа Степанова, всплеснув широкими рукавами. Надя кивнула. – Ах, какой ужас! И у кого только рука поднялась?..
– Уверена, что милиция установит, – ответила Надежда. – А чудный ныне денек, Серафима Платоновна, не правда ли?
Видимо, поняв, что Чаликова не очень-то настроена откровенничать с малознакомым человеком, Серафима Платоновна проявила инициативу:
– Наденька, а вы случайно не в курсе, что за стрельба стояла нынче ночью? Даже мы с Виталием Палычем глаз не сомкнули.
– Кто-то стрелял, – деланно равнодушно пожала плечами Надя. – На болоте, что ли…
– Но… Так сказать… – Серафима запнулась, будто пытаясь сформулировать вопрос. – Ну, в общем, никто не пострадал?
– Нет-нет, Серафима Павловна, все живы и здоровы, – успокоила ее Чаликова.
– Ну и слава богу, – облегченно подытожила госпожа Степанова.
Во время беседы Чаликова все время посматривала по сторонам, и вскоре увидела справа неподалеку от дороги, почти на краю густого ельника, вросший в землю камень. Подойдя поближе, Надя заметила, что на нем выбита какая-то надпись.
– Должно быть, межевой знак, – заметила Серафима. – В старину таких, говорят, было много…
C трудом разбирая замшелые старославянские буквы, Чаликова прочла: «Налево пойдешь – в болото попадешь, направо пойдешь – совсем пропадешь, прямо пойдешь – клад найдешь».
– Наверное, опять пресловутые клады баронов Покровских, – усмехнулась журналистка. – Если вы устали, то, может быть, присядем?
– Нет-нет, – как-то даже испуганно отказалась Серафима Платоновна, -сесть я всегда успею. Немного тут постою и домой пойду. A вы куда?
– В Заболотье, – не стала скрывать Чаликова.
– Ну так я не прощаюсь, – госпожа Степанова крепко, по-мужски, пожала Наде руку, и та поспешила к шоссе. «А на озеро загляну на обратном пути», -решила Чаликова.
Уже перед тем как повернуть к Заболотью, Надя оглянулась, и что-то показалось ей странным. A именно – отсутствие на Покровской дороге могучей фигуры ее новой знакомой. Не было ее видно и с левой стороны, где желтел широкий луг. Оставалось одно – Серафима Павловна, вместо того чтобы отправиться домой, пошла по тропинке к озеру.
И тут Надю осенило, где она недавно видела Серафиму – ночью, возле каменного столба, который та пыталась свалить, за что и поплатилась стрелой пониже спины. Оттого-то, очевидно, госпожа Степанова и ответила отказом,когда Надя предложила ей присесть.
Чаликова вернулась назад к камню и еще раз перечитала надпись. Действительно, прямо за камнем начинались три узких тропинки, и Чаликова пошла по средней, но не потому что она сулила найти клад, а потому что казалась чуть более хоженной, чем две другие, почти совсем заросшие лесными травами. И увы – Надежда даже не вспомнила о дубовском наказе сторониться уединенных малолюдных мест. Земля по обе стороны тропинки была изрыта ямами и окопами – Надя догадалась, что это дело рук многих поколений кладоискателей, слишком буквально понявших надпись на камне.
Вскоре тропинка вывела ее к озеру – оно и впрямь было очень живописно и напоминало прозрачную жемчужину в оправе желтеющих берез, за которыми высокой стеной темнел хвойный лес. Все это, отражаясь в подернутой легким ветерком воде, создавало впечатление чего-то не очень реального, зыбкого, виденного где-то на полотнах французских импрессионистов.
При всей практичности своей натуры Чаликова умела ценить прекрасное и в природе, и в жизни, и в искусстве. Она присела на пенек под густым ракитником и прислушалась к звукам озера и леса. Вот ветерок прошуршал в раките… Вот на другом конце озера с клекотом взлетели утки… И вдруг Надя явственно услышала свою фамилию.